Любовник леди Чаттерли

She dared to let go everything, all herself and be gone in the flood.	Она отреклась от всего, от себя и предалась несущейся стремнине.
And it seemed she was like the sea, nothing but dark waves rising and heaving, heaving with a great swell, so that slowly her whole darkness was in motion, and she was Ocean rolling its dark, dumb mass. Oh, and far down inside her the deeps parted and rolled asunder, in long, fair-travelling billows, and ever, at the quick of her, the depths parted and rolled asunder, from the centre of soft plunging, as the plunger went deeper and deeper, touching lower, and she was deeper and deeper and deeper disclosed, the heavier the billows of her rolled away to some shore, uncovering her, and closer and closer plunged the palpable unknown, and further and further rolled the waves of herself away from herself leaving her, till suddenly, in a soft, shuddering convulsion, the quick of all her plasm was touched, she knew herself touched, the consummation was upon her, and she was gone.	Она сама была теперь океан; его тяжелая зыбь, раскачивающая свою темную немую бездну; где-то в глуби бездна расступалась, посылая в стороны длинные, тягучие валы, - расступалась от нежных и сильных толчков; толчки уходили все глубже; валы, которые были она сама, колыхались сильнее, обнажая ее, порывая с ней... Внезапно нежное и сильное содрогание коснулось святая святых ее плоти. Крещендо разрешилось, и она исчезла.
She was gone, she was not, and she was born: a woman.	Исчезла и родилась заново - женщиной!
Ah, too lovely, too lovely!	Как это было прекрасно!
In the ebbing she realized all the loveliness.	Возвращение к жизни не стерло в памяти только что пережитого чуда.
Now all her body clung with tender love to the unknown man, and blindly to the wilting penis, as it so tenderly, frailly, unknowingly withdrew, after the fierce thrust of its potency.	Исходя любовью к чужому мужчине, она не замечала, как таинственный гость уходит от нее. После столь мощно явленной силы он уходил кротко, неосязаемо.
As it drew out and left her body, the secret, sensitive thing, she gave an unconscious cry of pure loss, and she tried to put it back.	А когда совсем исчез, из груди ее вырвался горестный крик утраты.
It had been so perfect!	Он был само совершенство!
And she loved it so!	Она так любила его!
And only now she became aware of the small, bud-like reticence and tenderness of the penis, and a little cry of wonder and poignancy escaped her again, her woman's heart crying out over the tender frailty of that which had been the power.	Только сейчас она осознала, что он похож на бутон, маленький, нежный, безгласный бутон; и она опять вскрикнула, на этот раз с недоуменной болью: ее женское сердце оплакивало мощь, обернувшуюся немощью.
'It was so lovely!' she moaned. 'It was so lovely!'	- Он был так прекрасен! - всхлипнула она. - Так прекрасен.
But he said nothing, only softly kissed her, lying still above her.	А Меллорс молчал, все еще обнимая ее тело и тихо целуя.
And she moaned with a sort Of bliss, as a sacrifice, and a newborn thing.	Она всхлипывала от избытка чувства - сожженная в пепел жертва и вновь родившееся существо.
And now in her heart the queer wonder of him was awakened.	И тогда в сердце у нее пробудилось странное восхищение.
A man!	Мужчина!