Любовник леди Чаттерли

Her mother had been one of the cultivated Fabians in the palmy, rather pre-Raphaelite days.	Мать - женщина образованная, сторонница фабианства в политике, взращенная на традициях Возрождения в искусстве, столь пышно расцветших в середине прошлого века [имеется в виду группа английских поэтов и художников "Прерафаэлитское братство"].
Between artists and cultured socialists, Constance and her sister Hilda had had what might be called an aesthetically unconventional upbringing.	В кругу художников и просвещенных социалистов Констанция и ее сестра Хильда воспитывались, можно сказать, в современнейшей эстетической атмосфере, без мещанских условностей и предрассудков.
They had been taken to Paris and Florence and Rome to breathe in art, and they had been taken also in the other direction, to the Hague and Berlin, to great Socialist conventions, where the speakers spoke in every civilized tongue, and no one was abashed.	Девочек возили в Париж, Флоренцию, Рим -надышаться подлинным искусством; в Гаагу и Берлин - на съезды социалистов; на каких только языках там не произносились речи! Но это отнюдь не смущало присутствующих.
The two girls, therefore, were from an early age not the least daunted by either art or ideal politics. It was their natural atmosphere.	Итак, сызмальства окунувшись в сферы высокого искусства и теории справедливого жизнеустройства, девочки ничуть не тушевались, чувствовали себя в родной стихии.
They were at once cosmopolitan and provincial, with the cosmopolitan provincialism of art that goes with pure social ideals.	Столичный лоск в них прекрасно уживался с ограниченностью провинциалок; И как хорошо сочеталось их простодушное суждение о мировом искусстве с высокими идеалами справедливого общества!
They had been sent to Dresden at the age of fifteen, for music among other things.	Лет пятнадцати их послали в Дрезден. Там, помимо всего прочего, им предстояло приобщиться к миру музыки.
And they had had a good time there.	Время они провели замечательно.
They lived freely among the students, they argued with the men over philosophical, sociological and artistic matters, they were just as good as the men themselves: only better, since they were women.	Жили в студенческой среде. Жарко спорили с юношами о философии, общественной жизни, искусстве и ни в чем не уступали сильному полу, пожалуй, даже превосходили: как-никак они - женщины!
And they tramped off to the forests with sturdy youths bearing guitars, twang-twang!	Ходили в походы по лесам, и у ладных спутников непременно оказывались гитары.
They sang the Wandervogel songs, and they were free.	Сколько песен они перепели, наслаждаясь свободой.
Free!	Свобода!
That was the great word.	Какое великое слово!
Out in the open world, out in the forests of the morning, with lusty and splendid-throated young fellows, free to do as they liked, and—above all—to say what they liked.	Перед ними распахнут весь мир, их привечают предрассветные леса, рядом - здоровые молодые парни. Делай что хочешь, говори (это еще важнее!) что хочешь!
It was the talk that mattered supremely: the impassioned interchange of talk.	Ведь разговоры, страстные споры, обмен мнениями - главное!
Love was only a minor accompaniment.	А любовь - нечто второстепенное.