Любовник змеи

А раз Акбала — оборотень, значит убивает людей, чтобы насытиться кровью. И спит со своими жертвами ради порции сексуальной энергии.

Эти мысли ввергали меня в отчаяние. Мне хотелось кричать от рвущей душу боли.

Пусть, пусть Акбала убивает. Пусть убивает плохих людей: садистов, маньяков и неонацистов. Но выкачивать сексуальную энергию Акбала должна только из меня. Делить постель только со мной. Как всякий мужчина — я был собственником…

…В больнице меня любили.

Медсестры ласково звали меня «Ромео». Видимо — жирный врач разболтал персоналу, что я загремел в психушку из-за любви к виртуальной красавице. Люди сочувствуют несчастным влюбленным — особенно женщины.

Техничка, когда скребла полы — улыбалась мне по-матерински. А толстая повариха, кладя мне в тарелку завтрак, обед или ужин — всегда интересовалась: а не хочу ли я добавки?..

От манной каши и горохового супа я вежливо отказывался. А вот дополнительную тарелку овощного салата иногда брал. Это было единственное блюдо в больничном меню, без отвращения отправляемое мною в мой пищевод.

Но насколько сотрудники привечали меня — настолько же желчно, нетерпимо, ядовито относились к моему другу Ивану Ванычу.

Дородная, как самка мамонта, техничка — выжимая половую тряпку — говорила мне:

— И что это ты, золотой, все ходишь с этим… юродивым?.. От таких — как от чумных — подальше держаться надо.

Когда мы с Иваном Ванычем выходили в коридор погулять — медсестра, только что беззаботно пившая кофе или решавшая японские сканворды у себя на посту, заметно напрягалась (так ощетинивается иголками еж) и впивалась налившимся кровью глазами в Ивана Ваныча.

Пациенты в лоскутной пижаме — и те с ехидством бросали Ивану Ванычу в спину:

— Не миновать тебе, сантехник-экстремист, корпуса «а».

— А что там — в корпусе «а»?.. — спросил я как-то Ивана Ваныча.

Иван Ваныч грустно улыбнулся:

— Филиал ада. В корпусе «а» пациентам (лучше сказать: узникам — ха!..) делают лоботомию. Вводят убойные препараты — от которых температура подскакивает до сорока градусов. Бьют несчастных током и морят голодом… В корпус «а» принимают людей — а выходят оттуда двуногие вареные овощи, захлебывающиеся собственными слюнями…

Иван Ваныч оставался спокоен — а меня до костей пробрала холодная дрожь.

Надо признать: Иван Ваныч и сам провоцировал персонал.

Обычно сдержанный и даже флегматичный — Иван Ваныч иногда взрывался, как вулкан. И — придя в неистовство — принимался скандировать:

— Предатели!.. Слуги темных богов!.. Коллаборационисты!..

Немедленно раздавался бычий топот. Это летела по коридору бравая команда дюжих санитаров.

Они хватали несчастного Ивана Ваныча и ремнями привязывали к койке.

«Что ж вы делаете, ироды?» — чуть не срывалось с моих губ.

Но нет. Я оставался беспомощным и немым — трясущимся, как обрубленный собачий хвост — наблюдателем безобразной сцены.

Торопливыми шагами подходила сосредоточенная — со сдвинутыми бровями — медсестра и вкалывала Ивану Ванычу несколько кубиков лекарства.

Иван Ваныч дергался, изгибался дугой — и затихал. Он оставался в неподвижном бессознательном состоянии полчаса — три часа — полдня.

Когда Иван Ваныч оживал — я освобождал бедолагу от ремней. Кряхтя, с усилием Иван Ваныч садился на койке. И — облизав сухие губы — ронял:

— Ох, доиграюсь я… Отправят меня в корпус «а»…

Мой бедный друг не ошибся.

Однажды после отбоя в палату вошли и встали у дверей два санитара — с квадратными плечами и с тупыми, как булыжники, физиономиями. Правый санитар суровым голосом приказал Ивану Ванычу:

— Собирай манатки. Тебя переводят в корпус «а». Допрыгался, кузнечик.

— Допрыгался… — вздохнул Иван Ваныч.

Он был спокоен — только побледнел.

А у меня сердце гремело турецким барабаном — при мысли о страшной участи, на которую обрекли Ивана Ваныча. Казалось: я расплачусь — и с кулаками ринусь на душегубов-санитаров.

Я всхлипнул.

Ивану Ванычу недолго было собираться. Сунуть в пакет зубную пасту, полотенце, рулон туалетной бумаги…

Но Иван Ваныч не торопился.

Он сел. Испытующе на меня поглядел. И сказал — негромко, но отчетливо:

— Вот что, приятель. Наверное, я должен рассказать тебе. То, что ты хочешь знать. Ты не дурак: сам знаешь, как распорядиться информацией…

— Пошевеливайся, дед!.. — прикрикнул на Ивана Ваныча один из санитаров.

Иван Ваныч только дернул плечом — как бы сгоняя муху.

— Слушай внимательно. Возьму фото твоей Акбалы — и смотри, не отводя взгляд. Сосредоточь все мысли на своей демонице. Если все сделаешь правильно — ты войдешь в своего рода транс. И тебе станет ясно, где искать следы твоей юха… Нехитрый фокус.

— Уймись, птица-говорун. Идем!.. — санитар поздоровее (хотя и второй был качок) ухватил Ивана Ваныча за шиворот и потащил. — Шевели ластами!..

— Иван Иваныч!.. — воскликнул я.

Но Ивана Ваныча уже выволокли в коридор.

Я закрыл лицо ладонями — и заплакал…

…Меня продержали в клинике не так долго. Двенадцатого марта мне вернули паспорт, телефон и одежду — и выпустили меня на вольную волюшку.

11. Дельфин в замусоренном океане