На столе у камина поставили два прибора. Фурбис и Лебель сели один напротив другого, но Фурбис почти не касался еды. Заметив его задумчивость, жандарм сказал про себя: «Надо быть внимательнее: он задумывает что-то недоброе».
— Я не виновен, — вдруг воскликнул Фурбис, — и, несмотря на это, арестован, как какой-нибудь злодей.
Лебель ничего не ответил.
— Бедная жена! — лицемерно прибавил Фурбис. — Она ждет меня сейчас — в это время я обыкновенно возвращаюсь домой.
Эти слова тронули молодого человека.
— Вам не запрещено, — сказал он, — известить вашу жену о произошедшем.
— Нет-нет! Пусть она дольше не знает о несчастье, — возразил арестант.
Он отказывался предупредить ее, боясь, что она из мести за его угнетения выдаст его.
Ужин кончился, со стола убрали. Лебель закурил трубку, запер дверь на ключ и положил его в карман, затем пододвинул кресло к окну и, поставив саблю между ног, сказал Фурбису:
— Теперь, приятель, можете ложиться спать, если хотите.
Фурбис послушался. Он бросился в постель не раздеваясь, чтобы поскорее забыться сном. Есть душевные волнения, которые утомляют сильнее любой физической усталости. Едва Фурбис успел лечь, как почувствовал, что глаза его смыкаются, и скоро он заснул тяжелым сном.
Утром торговец проснулся около четырех часов, решив спросонья, что он дома. Но скоро ему вспомнилась действительность, и весь ужас его положения ясно представился ему. Он уже видел перед собой эшафот!
«Я погиб!» — сказал он себе.
Что произошло с ним затем? Хотел ли он, как утверждал впоследствии, совершить самоубийство, чтобы избавится от бесчестья? Хотел ли он разжалобить судей своим положением? Это так и осталось неизвестным.
Охваченный страхом наказания, но никак не угрызениями совести, он схватил оставленный на столе нож и нанес им себе удар в живот, скатился, обливаясь кровью, на пол с помутившимися глазами.
— Несчастный! — вскрикнул жандарм, немедленно проснувшийся. — Что вы сделали?
— Это я убил Паскуаля! — заявил Фурбис. — Я наказал себя — меня не увидят больше живым.
Он хотел ударить себя еще раз, но нож выпал из его ослабевшей руки. Теряя сознание, он катался по полу, обливаясь кровью. Лебель, испугавшись, что его сочтут виновным в случившемся, отчаянно кричал. Прибежал трактирщик.
— Арестованный убил себя! — закричал Лебель.
Трактирщик не растерялся: опустившись на колени около Фурбиса, он начал внимательно его осматривать.
— Он жив, — заключил он. — Положим его в постель. Я приглашу сюда доктора, он ночует в соседней комнате.
Это был доктор, приглашенный следователем для медицинского осмотра. Явившись немедленно в комнату, он осмотрел раненого и убедился, что тот не только жив, но даже не смертельно ранен. Лебель успокоился и, пока делали перевязку, отправился доложить о происшествии жандармскому офицеру, своему ближайшему начальнику. Мы уже видели, как он шел к судебному следователю.
Когда судьи прибыли на место происшествия, Фурбис уже пришел в себя. Спросив предварительно у доктора, возможно допрашивать раненого, и получив утвердительный ответ, они начали задавать вопросы.
— Признаете ли вы себя виновником преступления, совершенного недавно в Новом Бастиде, жертвой которого стал Паскуаль? — спросил следователь.
— Признаю.
— Какие причины побудили вас к этому преступлению?
— Я был любовником его жены в течение пятнадцати месяцев. Сейчас она беременна, и ей, возможно, не вынести мысли, что наша связь может быть открыта и мы должны будем расстаться.
— Так вы решились убить Паскуаля?
— Это не я, господин судья, это она! — закричал Фурбис; лихорадочное состояние, овладевшее им, сделало его очень оживленным. — Ей пришла мысль, что если мы избавимся — она от своего мужа, а я от жены, то можем обвенчаться. Она несколько раз пыталась отравить его фосфором, сулемой и, наконец, опиумом. Когда Марго увидела, что яды действуют слишком медленно, то заставила меня застрелить его из ружья. Она сама передала мне порох, которым было заряжено ружье.
— Если вы решились признаться, то будьте откровенны до конца. Неужели Марго побудила вас совершить это страшное преступление? Трудно допустить, чтобы вы так легко могли подчиниться ее воле.
— Ах, вы не знаете этой женщины! — закричал Фурбис в отчаянии. — Вы не знаете, как она очаровательна! Она околдовала меня, она делала со мной все, что только хотела.
— Так вы утверждаете, что это она толкнула вас на преступление? Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, это очень важно.
— Да, это она, господин судья, я утверждаю это, — подло продолжал раненый.
— Но ничто не доказывает этого, — заметил следователь, — напротив, мы скорее можем допустить, что если она и была вашей сообщницей, то лишь благодаря вашему влиянию.
— Моему влиянию?! Но я не имел на нее ни малейшего влияния. Это она, я повторяю, являлась причиной всего. Она толкнула меня на преступление. Наконец, ее письма могут служить доказательством моей правоты.
— Ее письма? Она вам писала?
— Да. Вы найдете их в углу моего сарая, за кучей соломы, в небольшой дыре в полу.
Судья отдал приказание судебному приставу немедленно отправиться в Фонбланш.