Любовники-убийцы

Между тем Фредерик и Мулине при помощи нескольких рабочих подняли Паскуаля, лежавшего без малейшего движения, и отнесли в его комнату. Когда его положили на постель, Фредерик, не желая огорчать Марго видом ее окровавленного мужа, послал к ней нескольких женщин, которым поручил удержать ее в комнате. Но предосторожность эта была излишней. Запершись в своей комнате, Марго не слышала выстрела. Только по крику, поднявшемуся на ферме, она догадалась, что преступление совершилось. Ее застали полулежащей, лицом вниз, и казалось, она плакала или была убита горем. Но если бы кто мог видеть ее лицо в эту минуту, то не заметил бы на нем ни единой слезы. Глаза ее были сухи. Она не проговорила ни слова. Она думала только о том, был ли Фурбис вне опасности и не убьют ли все эти волнения ее ребенка.

Среди смятения, поднятого этим происшествием, за столом осталась лишь спящая Вальбро. Шум разбудил ее. Старуха не совсем еще протрезвела. Она слышала голоса на дворе, на лестнице и в комнатах над ней. Наконец, она все припомнила, и на губах ее показалась злорадная улыбка.

Прошло несколько минут. Она встала и пошла в комнату, где лежал Паскуаль.

— Он уже умер? — тихо спросила она.

— Нет, но ему не становится лучше.

— Вот несчастье-то!

— Это ужасно, — сказал кто-то. — Спрашивается, кто бы мог выстрелить? Паскуаль был в таких хороших отношениях со всеми.

— Все выяснится рано или поздно, — заметила Вальбро, грустно опуская голову.

Затем она вышла, спеша поскорее увидеть Фурбиса, чтобы сообщить ему о полном успехе его дела.

Было около десяти часов. Как мы уже упомянули выше, Вальбро еще находилась под действием винных паров, и по этой причине она, вместо того чтобы идти направо в Горд, пошла налево и только через три четверти часа заметила свою ошибку. Погруженная в свои мысли, она не видела и не слышала ничего вокруг себя. Эта достойная презрения старуха была совершенно спокойна, она даже испытывала удовольствие, что стала участницей преступления. Несмотря на то что Паскуаль оказывал ей немало благодеяний в течение своей жизни, на то, что три года тому назад она была предана ему, когда, увлеченный безумной страстью, он совершил единственный заслуживающий упрека поступок, эта женщина не только не заплакала — она даже не испытала ни малейшего сожаления, видя его умирающим. Она думала только о том, как Фурбис, свободный с одной стороны, избавится теперь от своей жены; даже она затруднялась, как ему помочь.

В то время как изворотливый ум ее работал над этими мыслями, она вдруг наткнулась на скалу и тут только заметила, что сбилась с дороги. Напрасно старалась она разглядеть, где она находится: было так темно, что и на близком расстоянии нельзя было ничего увидеть перед собой. Это заставило старуху еще дальше углубиться в попавшееся ей на пути ущелье. Она прошла несколько шагов, прежде чем отыскала тропинку, затем снова остановилась. Другая, еще более каменистая тропинка пересекала ей путь, и Вальбро пошла по ней в надежде, что хоть она приведет ее в какую-нибудь знакомую ей местность.

Луна вышла из облаков, осветив окрестности. Вальбро поняла, что находится в долине, окруженной скалами, среди которой бежит славный Воклюз.

Успокоившись, она поняла, что необходимо найти дорогу в Изль — единственный путь, которым можно прийти в небольшую деревеньку Воклюз, а уже оттуда в Горд, но луна ежеминутно пряталась за темными облаками. Вальбро боялась заблудиться снова. Сделав еще несколько шагов, она остановилась и, завернувшись с головой в плащ, усталая, опустилась на камень в небольшой пещере, образуемой утесами.

Перед ней рисовались страшные очертания скал, поднимавшихся нередко более чем на сто метров и заканчивавшихся совершенно плоскими вершинами; небольшая долина отделяет эти скалы от других гор, служащих началом Бриансонских Альп.

У подошвы этих утесов протекает широкий и глубокий ручей, нередко разливающийся на большое пространство, отсюда же берет свое начало и Воклюз. В декабре вода обычно сильно прибывает, и все небольшие ручьи, сливаясь вместе, образуют реку, которая известна под названием Сорг и орошает часть кантона Венессен.

Попав туда, можно было считать себя отрезанным от мира со всех сторон: серые голые камни покрывали всю поверхность земли. В этой глухой и дикой местности не было никакой растительности, за исключением разве единственного фигового дерева, стоящего в небольшой впадине со времен Петрарки. По имени этой долины и было дано название департаменту, в котором Авиньон считается главным городом. В конце долины находятся развалины замка, по ошибке называемого замком Петрарки, но на самом деле он принадлежал семье де Сад, давшей убежище кардиналу Кабассолю, лучшему другу итальянского поэта.