Любовники в заснеженном саду

— А если в курсе дела — какого хрена приперлась? — сразу же схамила Динка, куря мою лее сигарету, вот сука…

— А ты?

— Да просто делать неча… Приколоться решила.

— Я тоже — решила…

— Юмористка… Тебе сколько лет, юмористка?

— Почти шестнадцать, — шестнадцать мне должно было исполниться через три месяца. — А тебе?

Динка пропустила мой вопрос мимо ушей, потом она часто пропускала мои вопросы мимо ушей… Да и ответы — тоже.

— Значит, почти шестнадцать, — она глубоко затянулась и выпустила изо рта кольцо дыма идеальной формы. Идеальной — я даже засмотрелась. — А знаешь, что с тобой будет лет через десять?

Меня совсем не интересовало, что случится со мной через десять лет, но сказать об этом наглой остроскулой девчонке я почему-то не решилась.

— И что же со мной будет через десять лет?

— Отрастишь задницу еще больше и будешь похожа на жирную свинью, — с оттягом произнесла Динка. — И кто тебе только присоветовал сюда припереться?

Сука. Я бы заплакала, честное слово, заплакала, если бы пропускала тренировки со своим гнусным папахеном. Вот кто любил меня пооскорблять, так это папашка — уж он-то старался вовсю. Но тренировок я не пропускала и потому никак не отреагировала на злобный Динкин выпад. Не отреагировала — и все. И даже не покраснела возмущенно.

— По телевизору рекламу увидела, — кротко сказала я. — По кабельному каналу… Продюсерский центр «Колесо»… «Стань звездой»… И прочая ботва…

— Меньше телевизор смотреть надо…

Она затушила сигарету о подоконник, бросила окурок на пол и потащилась к двери. Если бы у меня было что-то тяжелое в руках, я бы обязательно запустила ей в спину… Бронзовой статуэткой «Гвардейская присяга», которая стояла у нас на шкафу в большой комнате… Но спустя секунду я вспомнила, что статуэтку папаша пропил. Так что — руки коротки. Руки коротки, а злобиться на девчонку бессмысленно. Все мы здесь — конкуренты, и понять ее можно. Хотя — какая я конкурентка трем десяткам офигительных девчонок…

Никакая.

Но оказалось, что это они — никакие.

Они — никакие. А я — крутая и прекрасная, светловолосая, сероглазая, одна из двух счастливиц, одна из двух! А всего-то и нужно было, что спеть три песнюшки — по куплету из каждой, подвигаться в такт поспешной и хрипящей фанере и ответить на пару ничего не значащих вопросов: так, ничего особенного, довесок к наспех сварганенному резюме….

Вопросы задавал парнишка лет восемнадцати, как потом оказалось — директор группы, Алекс Мостовой. Но плевать мне было на какого-то хмыря в вытянутом свитере, он был совсем не главным, я поняла это сразу, хотя и туго соображала от страха.

Главным был другой.

Леонид Леонидович Павловский. Продюсер.

Ленчик.

Я почти не помню свое первое впечатление от Ленчика, если не считать первым впечатлением надсадную боль в позвоночнике. Вот уж кто испугался Ленчика — так это мой позвоночник! Просто потому, что сразу почувствовал: сломать его Ленчику ничего не стоит, он это двумя пальцами сделает, хрустнет, как хрустят раздавленной сигаретой, — и все. Прости-прощай, Ренаточка… Так все и случилось. Но потом, потом, много позже. А тогда-Тогда он был рассеян, рассеянно-ласков: позабытая на лице недельная щетина, разбрызганные по лбу пряди волос, ленивая улыбка, ленивые глаза… И такой же вытянутый свитер, как и у хмыря-директора. Даже хуже — под воротом у нега красовалась спущенная петля, эта петля все время лезла мне в глаза и вроде как подмигивала: мол, не тушуйся, девка, не так страшен черт, как его малютки, и никто тебя здесь жрать не собирается, время серых волков и красных шапочек прошло, шапочки оптом проданы фанам «Спартака», как раз из волчатины — мясом наружу… И все клыки удалены — от греха подальше. У него и ботинки были стоптаны, у Ленчика, стоптаны и не начищены, но ботинки я увидела не сразу, а через три дня, когда мы с Динкой стали дуэтом «Таис».

За эти три дня я успела получить двойку от дуры-химички, фингал под глаз от своего драгоценного папаши и записку от Стана: «Как насчет того, чтобы потрахаться после уроков (c)(c)(c)»? Стан не давал мне прохода весь последний месяц, а все из-за нашего похода в клубец. Народу тогда собралось прилично, как раз для того, чтобы колбаситься до самого утра. Мы со Станом замыкали общий строй, никто нас особенно не звал, двух чмошников. Да мне, в общем, было наплевать — я-то шла оттянуться и пивка попить. Попила, ничего не скажешь! Так набралась, что себя не помнила, а тут и Стан подвалил со своим слюнявым ртом и потнючими ладонями. До меня он исправно клеился ко всем девчонкам в классе и исправно получал отлуп. Никому и в голову бы не пришло замутить с ним что-нибудь, похожее на роман. Мне бы тоже не пришло, не налейся я пивом.

Налилась.

А тут и Стан нарисовался, зажал меня в укромном углу и полез целоваться.

Не то чтобы я сразу протрезвела от его мокрого поцелуя, просто я совсем другим его себе представляла — свой первый поцелуй.

— Да ты совсем сосаться не умеешь, Ренатка! — сказал Стан после трехминутного бесперспективного ползания по моим губам.