Любовница бури

Француз не явился до ужина, и Поль оставалось только догадываться какие дела могли задержать его в поселке. С одной стороны девушка уже успела почувствовать первые тревожные звоночки беспокойства за старого друга, с другой – радовалась, что сомнительной радости факт знакомства бывшего сопротивленца и нациста откладывался еще на некоторое время. Да и Рудольф в отсутствии бородача немного расслабился и перестал бросать на Поль недоверчивые многозначительные взгляды.

В целом он был достаточно общительным и открытым человеком и легко находил общий язык с незнакомцами; с Лоренцо у них оказалось много тем для разговоров, и смуглый итальянец явно произвел на банкира куда лучшее впечатление, чем француз. Когда Поль спустилась к ужину, Рудольф и хозяин дома были увлечены беседой, а Шварц молча наблюдал за ними, потягивая золотистую жидкость из красивого бокала. Он оживился только при появлении девушки.

По характерному аромату дыма и солода, витавшему в воздухе, Поль легко догадалась, что за столом среди напитков преобладал виски. И хотя служанка предложила гостье принести графин домашнего вина, Поль выбрала для себя более терпкий мужской напиток. Она жизненно нуждалась в более крепком алкоголе в этот вечер, словно именно таков был рецепт мифического непенфа.

Лоренцо резко поднялся, чтобы галантно усадить Поль за стол и она вежливо поблагодарила его за учтивый жест. Ей досталось самое выгодное место – отсюда открывался вид на последние розовые всполохи садящегося в море солнца и далекие огни населенного пункта. Пляж был пустынным и темным, волны усилились и с тихим шепотом, едва различимым отсюда, разбивались о берег.

В темнеющем небе чертила белую полосу удалявшаяся фигурка самолета и Поль пришлось заставить себя прогнать мысли о том, что на его борту могли оказаться Вольф и француз, опрометчиво бросившийся в погоню за ускользнувшим бывшим нацистом. Даже не потрудившись предупредить коллегу по сопротивлению. Фактически, бросив ее на растерзание воспылавшего ревностью мужа и неизвестно что задумавшего Шварца.

Впрочем, по его многозначительным взглядам, брошенным в сторону Поль, намерения его были вполне однозначными, что заставляло девушку нервно ерзать на стуле и давиться изысканными блюдами, не испытывая их вкуса, отравленного привкусом смущения и злости.

Наивный Рудольф уже успел изрядно захмелеть и, расслабившись от отсутствия Паскаля, даже не обращал внимания на то, как Рихард беззастенчиво раздевал его жену глазами. Швейцарец увлеченно рассказывал Лоренцо, что собирался скопить денег, чтобы приобрести у одного коллекционера маленькую картину Якоба Йорданса. Конечно, типичный бюргер предпочитал близкую ему по духу фламандскую живопись, более легкую и реалистичную, понятную и простую. Поль неоднократно слышала от Рудольфа его восторженные речи о подобном искусстве; но не могла поддержать его, не являясь настоящим ценителем.

После войны она попыталась наверстать отсутствие у себя должного образования, а заодно, словно, хоть отчасти прожить жизнь, о которой мечтал Фалих. Конечно, у нее не было и тени таланта к живописи и глупо было даже пытаться. Но Поль много читала о художниках, особенно о тех, которым когда-то отдавал предпочтение ее погибший друг. Непостижимо, но он умудрился научиться разбираться в искусстве еще во времена жизни в Алжире, каким-то чудом находя информацию в любом случайном источнике.

Как же он раздражал своей болтовней не сильно общительного Гловача! Старик в такие моменты предпочитал запереть темнокожего парня в чулане, лишь бы только не отвечать на его бесконечные вопросы. У поляка в лавке на продаже были какие-то картины, раздобытые им в Европе, но особой ценности они не имели. А для восторженного Фалиха они были намного лучше драгоценностей или икон, он мог часами разглядывать грубые мазки краски на поблекших от времени холстах.

Лоренцо не без гордости делился с Рудольфом историей о том, как кем-то из его пращуров в коллекцию была приобретена работа Тициана, в результате подаренная им скромному музею маленького городка, где прошло детство художника. Поль с трудом подавляла зевоту от затянувшейся беседы, когда хозяин дома вдруг опомнился и решил включить в разговор не разделявших его участников ужина.

– А вы, Полин? – обратился он к девушке, – какую предпочитаете живопись?

Поль растерялась: для того, чтобы не упасть в грязь лицом, отвечая на подобный вопрос, необходимо было приложить много усилий и как следует напрячь память. Все имена художников, почерпнутые ей во время жалких попыток самообразования, разом слились в одну общую неразличимую кашу, пока из этого месива не начал медленно проступать один-единственный ясный образ.

Портрет рыжеволосой женщины, за спиной которой были солнечные часы… Что-то знакомое…

Ты говорила, что тебе нравится Данте Габриэль Россетти. Помнишь, как я показывал его картины тебе?