Любовница Черного Дракона (СИ)

— Госпожа Ливингстон быстро поправится. Но только физически. Душевное состояние вызывает у меня обеспокоенность…

— Дальше!

— Для ведьмы потеря ребенка…

— Нарцисса была беременна?

Бессильная ярость полыхнула багровыми племенем перед глазами. Эден захрипел, цепляясь пальцами за подлокотники. Гладко выбритое лицо посинело, выпученные глаза закатились.

— Мы… У нас не было выбора, ваша светлость… — прохрипел лекарь. Перед затуманенным сознанием одиноко пронеслась мысль: “Вот и все”. Но в ту же секунду удушающие объятия разжались, и он мешком обвалился в кресло. Пытаясь откашляться, Эден просипел: — Если бы мы попытались спасти ребенка, они бы оба умерли.

Однако Натаниэль его не слышал. Ему казалось, что под ногами разверзлась бездна — ледяная, удушающая, утягивающая в свои глубины. Почему она ничего ему не сказала? Не знала или предпочла молчать? Если бы только Нарцисса хотя бы намекнула ему, то…?

То что? Что это изменило бы? Он, Дрейк, был настолько поглощен своей обидой, что воспринял бы это как очередную манипуляцию хитроумной ведьмы. Потребовал бы доказательств и что дальше? Нарцисса с присущим ей недоверием наверняка сочла бы, что он захочет ее лишить ребенка.

Натаниэль не понаслышке знал, что происходит с ведьмой, потерявшей дитя. Ополоумевшие, обозленные на весь мир, они превращаются в чудовищ, способных уничтожить население целого города. В бытность ведьмоловом, Дрейку частенько приходилось отлавливать таких ведьм — обезумевших и потерявших человеческий облик. И теперь он чувствовал, как липкий страх пробирается вдоль позвоночника.

— Ее можно увидеть? — слова застревали в горле. Дрейк кашлянул и уже с нажимом повторил. — Мне нужно увидеть Нарциссу.

Лекарь понимающе покачал головой.

— К сожалению, пока не могу вас допустить. Госпожа Ливингстон находится в глубоком сне под воздействием артефактов, так что…

— Господин Эден, — вкрадчиво произнес Дрейк, едва сдерживая Дракона, рвущегося наружу, — сейчас в ваших интересах пустить меня к Нарциссе. В самом деле, вы же не хотите, чтобы от госпиталя остались одни руины?

Увидев визитеров, сестра милосердия торопливо склонилась в приветственном поклоне и осторожно поправила один из золотых шариков. Золотая нить, тянущаяся от артефакта к виску Нарциссы, тихонько зазвенела.

— Только десять минут, ваша светлость, — негромко сказал Эден. — Больше пока что нельзя…

Натаниэль не слышал его. Он прижал бледную безжизненную руку Нарциссы к своей щеке. Тонкие пальцы оказались холодными, как лед, а под тонкой кожей запястья едва улавливался пульс.

Сейчас Нарциссы выглядела умиротворенной, спокойной. Будто заснула, но вот-вот должна открыть глаза. Но в то же время лицо приобрело бледный восковой оттенок, черты заострились, как бывает у покойников. Натаниэль чувствовал, как в груди разрастается ледяной ком страха.

Бедная глупая Нарцисса! А ведь все, что ей хотелось — просто любить, как все. Иметь свою собственную семью и свой дом. Творить, создавая удивительные крохотные мирки.

“Я хотела, чтобы у меня было как у всех. Муж, дети. Семья, одним словом.” Почему-то именно эта фраза болезненнее всего ввинтилось в сознание. “Как у всех” — мечта, которая так и останется мечтой. Как странно, что, только осознав близость потери, вдруг начинаешь понимать, как много стоит за простыми желаниями. Когда понимаешь, что время не повернуть вспять, пересматриваешь свое отношение к своей жизни и тем, кто рядом.

Осторожно прикоснувшись губами к холодным пальцам, Натаниэль тихонько подул на них, пытаясь согреть.

— Виноват. Кругом виноват. Знаю, я не оправдал твоих надежд, обманул твои ожидания. Я делал много из того, о чем сейчас сожалею. Вполне возможно еще не раз и не два совершу ошибки… Я виноват перед тобой и искренне сожалею о том, что произошло…

Он смотрел на Нарциссу, и сердце сжималось от боли. Горечь и отчаянье были на столько пронзительными, что ему показалось, что не хватает воздуха. В теплой палате стало невыносимо душно.

Чувство вины давило на грудь тяжелым камнем. Нельзя было давать волю эмоциям. Нужно было сначала разобраться, а потом уже решать, что делать. Она просила его о помощи, однако вместо этого потеряла все, что имела. Он ничем не лучше де Виньи.

Дрейк провел по лицу и с горьким удивлением понял, что плачет.

— Я не смогу изменить прошлого, — ему хотелось кричать от ярости и выть от бессилия. — Но могу попытаться все исправить…

О Боги! Как же глупо сейчас это звучало! Наворотить дел, чтобы потом рыдать возле ее постели? Больше всего Натаниэлю хотелось сказать о том, как он ее любит, но он так и не решился сделать этого. Будь Нарцисса в сознании, она бы на смех его подняла — разве любовь убивает? Разве тот, кто любит, причинит столько боли?

Дрейку хотелось оторвать себе голову, но Нарциссе вряд ли бы это помогло. Ей нужна была его сила, его поддержка, а, значит, ему нужно быть сильным. Натаниэль осторожно поцеловал лоб, покрытый холодной испариной и вышел из палаты.

— Огнекудрая малышка Долли держит мое сердце в неволе…