– Нет, – возразила Марта, спускаясь по мраморным ступеням, – мы обе сидели с детьми. Хотите поужинать?
– Спасибо, я не голоден. – Он слегка кивнул в сторону Минны, проходя в кабинет мимо жены.
Она небрежно поцеловала Фрейда в щеку, что тот вряд ли заметил перед тем, как исчезнуть за дверью.
– Где вы были? – спросила Марта. – Вас не было три часа, мне пришлось кормить детей.
Дом пропах вареной говядиной, уксусом и раздражением.
– Извини, я утратила всякое представление о времени, – произнесла Минна, захваченная врасплох гневом Марты. – Я столкнулась с Зигмундом и пошла с ним по его делам.
– Ты пропустила ужин. Я могу попросить кухарку подать тебе что-нибудь.
– Спасибо.
В конце концов, она же не ребенок.
– Говядина может быть жестковата. Наш мясник заболел, а его помощник отрубил кусок с жилами, хотя я сказала, какой хочу. Теперь мясо распадается на ломтики с волокнами, и вряд ли их назовешь мягкими… Съешь что-нибудь еще?
Наступило долгое молчание, а потом Минна ответила:
– Думаю, и говядина сгодится.
– Хорошо, дорогая, – отозвалась сестра. – Вареники с вишнями совсем холодные. Попросить кухарку, чтобы подогрела?
– Все в порядке. Не беспокойся.
– Хорошо. – Марта прикрутила фитиль на газовой лампе и, сняв колпак, затушила пламя.
– Они пахнут меньше, если их гасить вот так, – произнесла она. – Кстати, на будущее: ужин – не лучшее время для исчезновения. Конечно, если Зигмунд может обойтись без тебя.
Марта высказала это с оттенком раздражения. «До чего неприятно, – думала Минна, – так расстраиваться лишь потому, что я опоздала на пару часов». Бог свидетель, она работала со дня прибытия как ломовая лошадь. Сестры стояли друг против друга с одинаковыми выражениями лиц. Вечерний свет играл на поверхности недавно отполированной мебели, и Минну вдруг накрыла волна вины. Дело было не в том, что она провела время в кафе с мужем Марты, а сестра сидела дома с детьми. Чувства Минны к Зигмунду были совсем не невинны, и это злило ее. Нет ей прощения, она это знала. Минна ушла к себе в неприятном молчании, словно у них был спор, и обе решили не упоминать повода к нему. В комнате она нашла Софи: девочка сидела на ее кровати скрестив ноги, с книгой сказок на коленях.
– Мама шкажала, ты мне почитаешь перед шном.
– Софи, солнышко, уже поздно.
Минне хотелось сделать глоток джина, принять ванну и лечь в кровать. Но, взглянув в расстроенное лицо Софи, она посадила малышку на колени и начала читать.
Это была сказка о Франце, сельском мышонке, жившем в избушке. Там на окнах висели красные занавески в клеточку, помещались два креслица для двух мышек и горел крошечный очаг. Франц носил красный берет и очки и был очень доволен, поскольку только что украл корзинку клубники, тарталетки на соседней ферме и принес их своим хорошо воспитанным мышатам, не забыв и обаятельных, толстых, мохнатых родителей – обычные типажи детских сказок, но, увы, ничего общего с реальной жизнью детей. Сказки были добрые и бессвязные. Вскоре Минна и прижавшаяся к ней Софи заснули.
Утром Минна встала рано и отвела Софи в ее комнату, стараясь не разбудить Матильду. Ей хотелось кофе и куска хлеба, поскольку она осталась без ужина, но мысль, что она может столкнуться с Зигмундом, держала ее в комнате почти до завтрака. Как обычно, с тех пор, как поселилась здесь, с утра она успела многое: подняла детей, накормила их и отправила каждого по расписанию. Марта вела себя обычно, вчерашнее раздражение исчезло.
– Как спалось, дорогая? – спросила сестра.
– Прекрасно, спасибо. А ты?
– Как дитя. Я так измучилась, что рукой не могла двинуть. Заснула, едва коснувшись подушки. А Зигмунд бодрствовал всю ночь в кабинете. Просто не знаю, что делать с этим человеком.
Марта натянула шляпку, пальто и ушла к мяснику. Сказала, что собирается пожаловаться на вчерашнее мясо, а потом зайдет к портнихе. Минна хотела заметить, что сестре не мешало бы сменить стиль, ее платья безвкусны, давно вышли из моды, но промолчала. Она наводила порядок в гостиной, когда услышала громкие голоса в прихожей.
Минна приоткрыла дверь и увидела в вестибюле доктора Йозефа Брейера – ближайшего коллегу и учителя Фрейда. Старше Фрейда на четырнадцать лет, он выглядел и вел себя, как добрый дядюшка. Модуляции его голоса, как у многих ученых, были впечатляюще рассудительны в отличие от резких выпадов Фрейда, в которых клокотало несогласие и злость.
– Как я ни старался, не могу безоговорочно принять ваши выводы. Мои исследования не подтверждают их, – заявил Брейер.
– Тогда ваши исследования ошибочны, – возразил Фрейд, сердито глядя на бывшего наставника.
– Вы принимаете это слишком близко к сердцу, Зигмунд.
– А как я должен принимать?
– Я же не утверждаю, что не согласен со всем. Однако ваши выводы – грубейшая переоценка сексуальности. Вы слишком далеко зашли.
– Я еще недостаточно далеко зашел! – крикнул Фрейд, заполняя яростью все пространство.
Минна догадалась, что они обсуждают «Исследование истерии».