Любовница Иуды

– Это мы и хотели бы выяснить, – Джигурда не мог справиться с захлестнувшей его волной радостного ожесточения. Горьковатый запах, просочившийся из цилиндрика, заставил следователя задуматься. Он снова подошел к старинному комоду и стал быстро перебирать серые холщовые мешочки с названиями трав, намалеванными химическим карандашом. И вот нашёл то, что искал. Держа в вытянутой руке перед собой один из мешочков, Джигурда медленно и строго, будто приговор на суде, прочитал вслух:

– Цикута, или вех ядовитый… – И нацелил на Олимпиаду сверкающие стекла своих очков. – Надеюсь, эта травка ваша?

– Моя. Что тут такого?.. – У привратницы задрожали длинные и как бы лишние на постном лице ресницы. – Я делаю из неё порошочки против опухолей, против колик и всяких воспалений. Не для себя стараюсь – для людей.

– На этот раз вы, кажется, перестарались, – с удовольствием съязвил Джигурда. – Где вы траву достаете? И как готовите экстракт?

– У меня есть своё место в осиннике за торфяным болотом. Вех любит тень и прохладную землю. А готовлю просто: из свежих стеблей выжимаю сок, потом выпариваю его в глиняном горшке на слабом огне, всё время помешивая. И непременно шепчу молитвы.

Мы видели, что отец Прокл мрачнеет с каждым словом привратницы и все крепче сжимает на груди панагию с изображением Богородицы. Зато для нашего героя черница Олимпиада становилась ближе и понятней – сейчас он находил в ней сходство с родной матерью, которая всегда делила свою любовь к тайне между Иеговой и колдовскими травами.

– Какой препарат сильнее: из свежей цикуты или из сухой? – продолжал допрос Джигурда.

– Из свежей, конечно. Но им можно убить. И за свежей цикутой я уже давно не хожу, ноги болят. А сушеные листья зашиваю в полотно, размачиваю в кипятке и прикладываю к больному месту как припарку. Очень помогает!

– Мы в этом убедились, – не унимался в своем сарказме следователь Джигурда. От возбуждения он жадно закурил, уверенный, что теперь у хозяйки можно и не спрашивать разрешения. – Скажите, а Караченя знал, что у вас есть цикута?

– А как же! Я вылечила его этой травкой от колик в животе. Он был мне очень благодарен.

– Оно и видно… Вы все же альбомчик разыщите, хотелось бы взглянуть на вашего сироту, – произнес Джигурда с нескрываемым раздражением.

– Так вы что думаете, это Петенька? – жалобно охнула привратница, словно до неё только что дошел смысл происходящего.

– Я ничего не думаю! Пока что все факты против вас, – хмуро отрезал Джигурда и, не дожидаясь, пока это сделает хозяйка, сам выдвинул последний ящичек комода – на ворохе катушек с разноцветными нитками лежал пухлый семейный альбом.

…На расплывчатой любительской фотографии привратница Олимпиада, в неизменном своем платочке, глухой кофте и длинной юбке, о чем-то оживленно разговаривала с худощавым длинноволосым пареньком в тонком свитере. Иуда пригляделся к снимку и отметил в лице парня знакомое несоответствие между диковатым выражением болезненно-размытых выпуклых глаз и чистой линией юношеских губ. Он узнал паренька на фото и сказал Джигурде:

– А ведь это Петруха по кличке Зелот. Он был в тот первый вечер у Марсальской в особняке.

Только без вранья!

Вечером мы наконец встретились со своим героем в холостяцкой квартирке Ирнега Тимса. Вряд ли стоит подробно описывать эту встречу: вся она до последнего жеста использована в книге, так или иначе. Конечно, мы волновались ужасно, как никогда в жизни, и ни на секунду не могли избавиться от чувства, будто снимся сами себе наяву, не в силах осознать, что являемся свидетелями великого чуда, такого будничного и в то же время незримого: сидим, пьем водочку, слушаем предателя номер один о своем детстве в Кериофе, о Марии Магдалине, об Иисусе и земле обетованной. Но счастье какое-то неполное, ибо до конца не верим, хотя понимаем, что верить надо, иначе не только роман не стоит писать, но и вся наша жизнь лишится тайны и продолжения – зачем тогда жить на этом острове? Красивый сильный человек читал наизусть целые отрывки из Ветхого завета на арамейском языке, на иврите, и музыка чужой речи убеждала крепче любого довода. Но когда мы попросили гостя приоткрыть завесу над образом его двухтысячелетнего существования, он наотрез отказался – даже если бы помнил. Всему, мол, свой срок. И всё же, опрокинув стакан красного вина, он подкинул для романа несколько деталей, но предупредил:

– Только без вранья. С меня достаточно Левия-Матфея…

Мы поспешно поклялись быть добросовестными в слове. Возможно, зря клялись. Потом прочитали Иуде главу из романа «Мастер и Маргарита» нашего любимого писателя Михаила Булгакова – о Христе и Пилате. Наш гость слушал внимательно и даже немного побледнел. В конце сказал:

– Записано хорошо. Но это не мой раввуни. Разве мог такой жалкий человек перевернуть весь мир?