Любовница Президента

Он с ней, как на ядерной боеголовке, как с постоянной вот-вот взорвущейся гранатой. И не сломить ее, и не поставить на колени, и это заводит, это не просто заводит, от этого срывает крышу.

Петр не оставлял ее без присмотра ни на секунду. Следил за ней с маниакальной настойчивостью. Часто сам лично. В камеры, через прослушку. На его сотовом программа, и он в любой момент может смотреть, что она делает. Держаться подальше не работало. Он пытался. Загружал себя работой, выезжал на встречи, даже пытался какое-то время не видеть. Но черта с два. От одной мысли о ней адреналин зашкаливал и кипел, как при двухстах градусах по Цельсию.

Он не знал точно, когда именно его так накрыло, в какой момент что-то внутри заклинило на этой сучке, от одной мысли о которой начинало бросать в дрожь и в пот.

Дерзкая, наглая, вызывающе красивая. И с каждым днем все больше осознающая свою власть над ним. И ведь нет в ней той опытности, соблазнительности, того шарма, как в его бывших любовницах. Ничего нет. А заводит так, что его подбрасывает от бешеного адреналина и желания немедленно взять, ощутить свою власть, подмять под себя. Эти зеленые глаза, как мокрая весенняя листва, эти темные локоны, так контрастирующие с его светлой шевелюрой, эта нежная белая кожа. Почти прозрачная, с голубоватой сеточкой вен. Он дурел от одного ее взгляда, когда смотрела на него снизу вверх с адской жаждой и не скрывала этого. Грех в чистом виде. У него стоял только от одного ее взгляда. Все в ней какое-то нарочито идеальное. Грудь с припухшими алыми сосками, тонкая талия, крутые бедра, стройные ноги и при этом вся маленькая, хрупкая. И при этом сильная, не трусливая. Всегда противостояла ему, бросалась в бой, как дикая кошка. Бесстрашная, бессмертная фурия. Она его не боялась. Ни его, ни возможностей, ни власти. И это тоже подхлестывало интерес. Подхлестнуло с самого начала и не отпускало.

А еще…еще в ней не было ни грамма благодарности за то, что он ее приютил, за то, что давал ей все, что она хотела. Она воспринимала как должное, будто у нее между ног бриллианты, и черт ее раздери, ему казалось, что у нее там не только бриллианты, а все сокровища вселенной. Потому что между ними так болезненно, так дьявольски хорошо. И все оргазмы по взрывному яркие и мощные. Как никогда раньше.

Строптивая, своевольная она всегда хотела больше. Эти ее разговоры о деньгах, эти наглые заявления о том, чего она хочет. Хотелось задушить тварь. Петр понимал, что не может ее отпустить, что надо, что все выходит из-под контроля, и надо избавиться от девчонки. Сейчас. Пока не стало поздно, пока еще не настолько увяз…Отпустить в жизнь и жить самому. Все. Наигрался.

Но от одной мысли, что на нее хотя бы кто-то посмотрит, дотронется, поцелует, срывало крышу. Он бы освежевал любого, посмевшего поднять на нее взгляд. Глебу его флирт стоил жизни. Все спускал с рук, простил много промахов из-за его матери. Но не смог простить прикосновения к Марине. Простого прикосновения. Посмел тронуть ЕГО женщину. Посадить к себе на колени…За это только одно наказание — смерть. А несчастную мать в психушку, где ее благополучно закололи препаратами, чтоб молчала, а если и заговорит, кто ей поверит и кто станет слушать.

От ревности свело все тело судорогой, контроль к черту, перед глазами появилась кровавая пелена. Убить. Обоих. И ее, и его. Убить жестоко и безжалостно. Такой боли он еще никогда не испытывал. Первобытная и мощная по своей силе…Понять, что она с другим, сидит у него на коленях, он касается ее тела, он целует ее губы.

Только за это хотелось причинить ей страдания. Сделать так больно, чтоб задохнулась, разодрать до крови и увидеть эту кровь…Именно увидеть…а потом долго зализывать своим языком, как голодный зверь. Зализывать, стоя перед ней на коленях и целуя ее руки. Если это любовь, то, наверное, лучше быть трижды проклятым, чем любить.

До нее было тысячи женщин…ладно, сотни. Молодые, не очень. Брюнетки, блондинки. Худые и толстые, красивые и так себе. Разные. Но все жадные, сексуальные, развратные сучки. Некоторые пытались прихватить его за яйца, кто-то делал попытки манипулировать, и все шли на хер, как только становились неудобными или в чем-либо разочаровывали. А разочаровать его было невероятно просто. Слово не то сказала, и все, у него уже не стоит на нее. Так вот с этой маленькой дрянью не прокатывало. Все, что вылетало из ее крошечного, аккуратного рта сердечком, все сводило с ума. Или доводило до озверения и ярости, или вызывало всплеск адской нежности. И ничто, мать ее, абсолютно ничто не разочаровывало.