Любовница Президента

В сумочке женщины оказался кошелек с деньгами, документы и молитвенник. Стало безумно стыдно, но я прогнала эти мысли. Сейчас не до стыда. У меня нет ни копейки, и моя жизнь в опасности. Главное, убраться отсюда подальше. Главное, попасть на вокзал и сесть в поезд.

Пройдя беспрепятственно мимо охраны внизу, я поймала такси.

— На вокзал, пожалуйста.

Пересчитала деньги, спросила сколько за проезд, остальные положила на место. Пока ехала, чувствовала, как собственное сердце бешено колотится в груди, но ужас и паника отступили, и сейчас меня трясет уже от бурлящего адреналина и от понимания, что натворила.

Но мне не страшно. Все самое страшное со мной уже случилось. Самое болезненное и жестокое, самое невыносимое.

Глава 18

Моя жизнь начиналась заново именно с этой секунды. Без НЕГО. Пусть иллюзия, пусть он всегда будет незримо присутствовать рядом, но я больше не позволю разрушать меня, причинять мне боль каждым воспоминанием, каждой мыслью, каждым словом, брошенным камнем из прошлого, чтобы омрачать мое настоящее. Только никуда я от него не денусь. Он ведь живет не только в памяти, а еще и у меня в сердце. Спрятался, затаился под уродливыми шрамами и сыплет соль тоски на мои незажившие раны.

И никогда мне его оттуда не вырезать. Я просто должна научиться жить с ним в своем сердце. Смириться и жить дальше. Мне есть для чего. Ради кого.

(с) Ульяна Соболева. Паутина

За серым хиджабом я была настолько надежно укрыта, что на меня практически не обращали внимание. И я этому радовалась больше, чем когда-либо в своей жизни. Радовалась, что так далеко убежала и что на вокзалах меня пока не ищут. Почему? Это неизвестно. Наверное, никто пока не кинулся искать. Медсестра спит на моем месте, пересменка у них только вечером. Та пациентка, у которой я сумочку взяла, пока на операции, и пройдет время, пока она хватится своих вещей. У меня есть драгоценные часы и минуты оторваться от погони. Пока ехала в поезде, думала только об одном…о том, как мне теперь жить дальше. Куда идти. К кому обратиться.

Меня все равно везде могут найти, вряд ли я смогу долго скрываться в своем городе, вряд ли я вообще смогу долго скрываться. Денег у меня нет…только те, что нашла в сумочке девушки в хиджабе. Их хватило оплатить такси и на билет на поезд. Может быть, хватит еще на чашку кофе или чая. Не хватит даже поесть. О голоде я старалась не думать и о том, что подташнивает и кружится голова, тоже. Последнее время — это мое привычное состояние из-за токсикоза. Если бы все было иначе, я бы что угодно выдержала ради моего малыша и не только токсикоз…и это самая жуткая боль. Понимание, что скоро я опять стану пустой и что это мое решение.

Глядя в окно на пролетающие деревья, на деревенские дома, станции, скамейки, мосты и серые ленты рек, я вдруг увидела напротив себя маму. Как будто она вошла в купе и села на скамью, как будто ее волосы распущены по плечам, она очень молодая и счастливая. Сколько раз я представляла, как она вдруг появится. Как говорила бы с ней, и что бы она сказала мне…о нем. Она бы была единственным человеком, с кем я могу поговорить. И вдруг она здесь? И я не о чем не думаю, я только всем своим существом тянусь к ней и кричу:

— Почему, мама, почему? Ты же могла мне рассказать, кто он. Могла хотя бы намекнуть. Еще в детстве я спрашивала тебя, я просила рассказать…Ведь ты не скрывала насчет отчима, я знала, что он мне не родной отец. Так почему ты не рассказала кто родной? Сколько ошибок я бы тогда не совершила, сколько всего можно было избежать! Мамочкааа!

Я видела одухотворенное лицо мамы, как будто она, и правда, сидит напротив меня, видела, как она поднимает голову и смотрит на меня своими ласковыми глазами. Ветер из приоткрытого окна треплет ее темные кудри, а белое платье, такое легкое и воздушное, обвивает худое тело. У нее на шее обыкновенный железный крестик на шнурке. В ушах нет ее сережек, на пальцах нет колец. Так ее похоронили — с нательным крестиком, без украшений. Их отчим оставил себе. Даже то кольцо, которое мама хотела отдать мне, он забрал и переплавил своей дочери на браслет.

— Почему ты так нервничаешь, доченька? Что именно ты хотела знать? Кто твой отец? Или ты не хотела бы думать о том, что мы с тобой полюбили одного и того же мужчину? Что тебя настолько сильно пугает? Скажи мне!

— Я…нервничаю, потому что твоя скрытность привела к катастрофе. Ты видишь…видишь, что происходит? Видишь, до какого отчаяния я дошла? Что ты сделала с моей жизнью, мама? Своими секретами… а потом своими признаниями в дневнике ты разрушила меня. Я теперь не знаю, что я за существо…мне страшно. Я кажусь себе отвратительной и грязной. Как мне от всего этого отмыться, мама? Как забыть?