Ооо, какой же наивной и глупой я была, самый дикий ужас ожидал меня в ближайшем будущем…в ближайший час. Когда другая медсестра помогала мне пить из чашки чай, пришла Оксана Игоревна. Ее лицо раскраснелось, она была явно довольна тем, что сделала, и у нее были известия для меня. Я видела это по глазам и радостной улыбке.
Наверное, она так торопилась рассказать их мне, что ее не смутило чье-то присутствие.
— Я тебя сразу же обрадую и не буду мучать. Да! Это он! Это тот мужчина, о котором ты спрашивала!
Я захлебнулась, подбила чашку и закричала…широко раскрыв рот и задыхаясь от нехватки воздуха, чувствуя, как синеют мои губы, и глядя широко раскрытыми глазами на Оксану, которая громко закричала:
— Врача! Немедленно зовите врача! В двадцать седьмую!
Глава 17
Это не ревность… ревность другая. Она сводит с ума, она монотонна, она ядовита, а я не ревную, я чувствую, что меня опустили с головой в грязь и держат там, давая захлебываться вонючей водой предательства. Я глотаю ее, глотаю, и я в ней тону. Одна.
(с) Ульяна Соболева. Паутина
Мне все же вкололи успокоительное, и на какое-то время я смогла заснуть, отключиться. Когда пришла в себя, первое, что сделала, это дождалась прихода Оксаны и вцепилась в ее руку мертвой хваткой. Меня продолжало трясти так, что зуб на зуб не попадал. А мне не было холодно, наоборот — меня бросало в жар, и я обливалась потом. Никогда меня еще так не лихорадило и никогда в моей жизни я не испытывала настолько паническое ощущение разорвавшегося в моей жизни апокалипсиса. Мне казалось, что хуже не бывает, казалось, что от меня остался только пепел. Я стерта как личность, как человек. Меня больше нет. Есть только чудовищные поступки….И я не знаю, кто будет за них отвечать.
— Я хочу избавиться от ребенка. Пусть мне сделают аборт или выкидыш. Дайте мне каких-то лекарств. Что угодно. Только быстро. Нельзя ждать ни минуты, умоляю.
Девушка в ужасе посмотрела на мое полубезумное лицо и отрицательно качнула головой. А мне захотелось ее за это ударить. Как она может трясти головой, как может отказывать мне, если это…это даже обсуждать нельзя. Просто нужно сделать как можно быстрее…пока я окончательно не потеряла разум, пока не успела полюбить этого ребенка настолько, что не смогу с ним расстаться.
— Это надо обсуждать с врачом. Так нельзя. Никто просто так ничего не сделает. Аборт. Можно подумать, у нас здесь абортарий. Для этого много всего нужно. Анализы, заключения врачей, УЗИ. Нужно многое решить. Так просто «дайте мне что-нибудь» не получится. Никто не сделает тебе аборт! Это больница…здесь спасают жизни, а не отбирают их!
— Что значит, никто не сделает? Отведите меня к вашему гинекологу, и я попрошу его сделать мне аборт. Это мое тело. Я решаю — носить его или нет. Мне нужно это сделать немедленно!
Она смотрела на меня с каким-то удивленным презрением и даже выдернула руку из моей руки.
— Все эти дни мы боролись за жизнь этого ребенка. Сколько всего было сделано, чтобы его спасти…Мне казалось, ты счастлива, когда слышала о нем, на твоем лице появлялась улыбка, я видела, как ты трогала свой живот. Что произошло? Какой дьявол в тебя вселился? Что не так?
Я понимала, я слышала каждое ее слово, но меня так же трясло от дикого ужаса, от ощущения такой гадливости, кошмара, отвращения к себе, неприятия ситуации в целом…Петр…Петр мой отец. Вот она правда! Моя мать, Надежда, она встречалась и спала с Петром… а Мила — это и есть его нынешняя жена. Моя тетка. Вот почему мама бежала так далеко, вот почему отчим говорил, что взял ее с приплодом, и она никогда не упоминала имени отца…ей запретили, ей закрыли рот или она боялась, что меня уничтожат. О… Господи! Боже мой…как мне с этим жить? Как мне …как мне вообще жить дальше и не сойти с ума от отчаяния. Я же с ним…я же его. Мамочкаааа….ты что наделала? Ты почему не сказала мне? Почемуууу? Как же так? Как так случилось, что из миллиона мужчин я нашла и выбрала именно этого? И именно этот выбрал меня! Чем я настолько прогневила Бога, что со мной все это происходит. Я не выдержу…у меня нет сил, я больше не могу получать удар за ударом, я падаю…я падаю в бездну и мне безумно страшно.
Отец…мой отец. Петр. Петр, который взял мою девственность, Петр, который трахал меня по несколько раз в сутки, называя своей вещью…Петр, который чуть не убил — МОЙ ОТЕЦ? Я отказываюсь в это верить! Отказываюсь даже думать об этом!
Все неправда…они ошиблись, люди в этом доме, перепутали. Перепутали президента? Никто не ошибся. Тебе просто хочется в это верить. Тебе просто хочется не сдохнуть от понимания, что ты натворила.
От мысли об этом снова тошнота подступает к горлу, и меня выворачивает в принесенный Оксаной тазик. Тошнит беспощадно и долго, так, что желудок скручивается в узел и, кажется, мои кишки рвутся наружу. Облегчения не наступает. Мне больше не чем… а позывы все идут и идут, и я ощущаю, что сейчас потеряю сознание, настолько потемнело перед глазами.