Любовница (СИ)

Потом, уже после ужина, когда они поднялись в кабинет, Виктор увидел на своём столе букет из осенних листьев в лаконичной низкой квадратной вазе. Рита не любила вычурность, пошлость, кружевные шторы, слоников и салфеточки. Вяземский тоже не любил, но он привык, что всё это есть в доме и теперь только увидел и понял, как это ужасно. Осенний букет в неброской вазе не мог бы сосуществовать со всем этим мещанством.

По сути дела им нравилось одно и то же, иногда они называли это по-разному, но все равно приходили к пониманию того, что хотят видеть красоту именно такой.

Виктор вдохнул слабый аромат осени, который исходил от листьев, запах дождя… и представил, как она гуляла по саду, который ещё не был садом, а скорее лесом и диким берегом, ступала по засыпанным листвой дорожкам, сидела на скамейке, смотрела на море…

Очень далёкое, запрятанное в самую глубину его сердца воспоминание вдруг пришло и Виктор увидел другую осень. Павловск, мокрый парк, черные статуи в Старой Сильвии, пустынные аллеи, жухлые листья под ногами, серое небо…

Его молодость, мечты, надежды остались в той осени. Как быстро проходит жизнь!

Он прогнал воспоминание, обернулся к Рите.

— Ты гуляла?

— Да…

— Я хочу, чтобы ты была здесь счастлива, — вдруг ни к месту сказал он и шагнул к ней. Она молча протянула к нему руки.

* * *

Время здесь было другим. Оно не останавливалось, но и не подстёгивало, не толкало в спину — текло неспешно и размеренно. Здесь Виктор позволял себе любое дело отложить на завтра и просто сидеть бесцельно и смотреть в окно на Залив и небо над ним. Вид из окон стал частью его жизни. Вяземский физически чувствовал то необычайное умиротворение, которое обволакивало его в доме на берегу.

Это при том, что Рита могла болтать без умолку, прыгать, смеяться, бегать по комнатам, рассказывать ему о тысяче самых разных вещей. О том, что она хочет купить красные сапоги, и про малыша их городской соседки, который так смешно укладывает спать зайца, и про то что Игорь её зовёт по имени отчеству и это смешно. А ещё она купила платный аккаунт для своего Интернет Журнала, и что у неё есть друзья в сети, с которыми она хочет познакомить Виктора, и про игру, где она станет мастером, но ей надо помогать, а ещё лучше тоже стать игроком и помощником мастера… И опять про дом, про мебель и шторы, про то, где она заказала рабочих, чтобы красить стены, про то, что все вещи надо отнести на чердак, чтобы не заляпать краской, да и вообще держать на чердаке только новое, а не всякое старьё. А старое выкинуть или раздать бомжам. Потом она придумывала невообразимое. Например, что им нужно завести поросят, кур, гусей, собак, кроликов, выстроить птичник и хлев и назвать всё это Ноев Ковчег.

А он слушал её и слушал, и был счастлив тем, что она с ним, что говорит обо всём этом.

Он и сам не знал, чем именно вызвана та радость тихая и нежная, что росла в нём день ото дня, но никогда ещё в своей жизни не был он так спокоен и уверен в завтрашнем дне. Он мог бы горы свернуть ради Риты и у него получилось бы.

Его нисколько не раздражала неразбериха и рабочие в доме, они допоздна задерживались потому, что Маргарита хотела скорее всё устроить, и в этом проявляла завидное упорство.

* * *

Он любил её. Любил…

Всем своим существом, сознанием и подсознанием, телом, душой, сердцем. Любил и часто изумлялся новизне этого чувства в себе. Оно не было ни спокойным, ни совершенным, часто причиняло страдания и боль. Дня не проходило без того, чтобы Виктор и Рита не поссорились. Они спорили, выясняли отношения. Виктор не мог справиться с собой и постоянно пытался что-то доказать ей, разъяснить, поставить на вид, убедить в том, что она не права. Рита соглашалась редко, даже когда точно знала, что Вяземский говорит ей всё это из добрых побуждений, что он прав и надо уступить. Она не умела идти на компромисс. Могла замолчать, расплакаться, рассердиться, но только не признать свою неправоту. Рита соглашалась потом. Через час, через день.

Виктор страшно раздражался, когда она дерзила ему, или принимала невыносимый тон «бесцельного» спора, как он называл это про себя. Когда на любое «да» она отвечала «нет», а все попытки примирения пресекала насмешкой, сарказмом, или упрёком.

Но над всем этим, над его раздражением и неизбежными сожалениями о зря потраченном времени на споры с ней, над желанием подавить волю Риты грубой мужской силой, расправляла крылья его любовь к этой женщине. И так было всегда, всегда, всегда… в любой день и час он мог остановиться и найти в своём сердце только эту любовь.

Виктор знал, что даже если захочет, не сможет избавиться от этого чувства, вернуться к тому, как он жил до встречи с Ритой. Она перевернула его душу. Да и не только душу. Вяземский не мог припомнить чтобы так страстно вожделел к женщине, даже в дни его юности, желания его были спокойнее.