Любовница (СИ)

Он не мог понять своих чувств, ему слишком долго было больно, Рита резала по живому, потом раны рубцевались. Эти-то рубцы и мешали сейчас всему остальному. Не давали понять, что же в нём осталось. Любовь? Или только уязвлённое самолюбие.

— Ну, понятно тогда, — очень спокойно и даже каким-то радостным, активным тоном сказала Рита, — тогда звони как-нибудь.

Она разъединилась не прощаясь, и Виктор выругался сквозь зубы. Как же легко она умеет выводить его из равновесия.

Он сразу же перезвонил ещё раз, Маргарита долго не брала трубку, но Виктор всё удерживал соединение и наконец она ответила.

— Что ты хочешь? — по голосу слышно, что плакала…

— Послушай, Рита… мне надо поговорить с тобой насчёт дома.

— Говори… если надо. Мне вот не надо.

— Перестань! И потом это не телефонный разговор.

— Я пока никуда не собираюсь вообще-то.

Виктор вздохнул. Он понял, что не получится иначе и повернул ключ зажигания. Машина дрогнула, заработал двигатель. Это всегда успокаивало его. Внешний мир со всеми его проблемами оставался где-то там за стенами салона, за тонированными стёклами, за рокотом мотора. Но только не в этот раз…

— Я приеду минут через пятьдесят, если в пробках не застряну, — сказал он, выруливая со стоянки.

— Хорошо, — голос Риты прозвучал бесцветно ровно.

И нельзя было понять рада она, сердится или ей всё равно.

В доме всё было как в тот день когда она ушла. Все изменения внесённые Катей Маргарита методично устранила.

Теперь всё выглядело опять идеально и красиво. Если бы не тяжесть на сердце, то можно было бы подумать, что они и не расставались. Но прошедший год никак не сбросишь со счетов.

Конечно Рита поняла, что Виктор жил тут с другой женщиной, но ничего не сказала. Ни слова. Он и не собирался это скрывать, готов был ответить на её упрёки и вопросы, а она не спросила.

Они оба не знали, как теперь быть: совсем чужими — не давала прежняя близость, которая не могла исчезнуть бесследно. Но именно след. Тень тени прежней любви.

Виктор смотрел на Риту. Искал перемен? Но она совсем не изменилась — всё также вызывающе красива. Тёмные волосы, бархатистые карие, почти чёрные глаза.

Такая маленькая и независимая. Видно, что обижена, и от этого ещё больше старается казаться беспечной. Если и плакала, то не долго, глаза не сильно покраснели.

Он не знал, как она поведёт себя. Когда ехал и не думал об этом и, только подходя к дому, позволил себе расслабиться и представил их встречу. Может, Рита повиснет у него на шее и скажет, что ничего не было? Объяснит ему почему всё так вышло? Ведь ни он сам, ни она не хотели расставаться. Верили в любовь. Во всяком случае Виктор верил. Потому так и обрубил все концы, разом ушел из семьи — что безоговорочно поверил. И также и сейчас он хотел бы поверить ей… Хотел бы…

Ради этого ломал себя, старался привыкнуть к тому, против чего яростно протестовала его внутренняя сущность, готов был принять в Маргарите, а она всё твердила, что он пытается её изменить… нет это было не так. Скорее он бы сам изменился, чем смог хоть на йоту её переделать. И потом… он любил её такую, как она есть, со всеми её недостатками. Ему было не важно какая она, а лишь то, что она любит.

Любит ли она всё ещё, и если да, то что же делать ему? Остаться с ней и ждать того дня, когда она снова уйдёт?

Если он сможет разобраться во всём, то его жизнь в этом доме снова станет возможной. Он так стремился к своей мечте и почти обрёл её.

Виктор готов был ни о чём не спрашивать, всё забыть, только бы она сделала первый шаг. Один маленький шаг, который дал бы понять, что её чувства остались прежними, что они вообще были, что за их отношениями не стояла жестокая игра в чувства. Нечто закрытое для него. Кто она? Кто? Кем была для него всё это время, не только то, что они провели вместе, а и то, которое он прожил без неё?

Рита не подошла к нему. Она стояла и ждала…

— Здравствуй, — сказал Виктор.

Он с запоздалым раскаянием подумал, что надо было хотя бы цветы купить.

Ведь они не виделись почти год.

— Здравствуй, — отвечала она, — ужинать будешь? Я салат приготовила.

— Нет, спасибо, я со Штерном поел, — и опять он мысленно осудил этот свой отказ. Почему он не может поужинать с ней? В памяти некстати всплыл их дурацкий давний разговор, что она не официантка и не собирается подавать мужу обеды и ужины, как прислуга. Да к чему всё? Зачем эти мысли?

— Ладно тогда…как скажешь. — Она нервничала, кусала губы, чтобы не расплакаться. Смотрела в сторону, пряталась за волосами. Так всё привычно… и всё же…

Виктор вдруг почувствовал покой и уверенность. Больше всего он боялся встречи, боялся, что придёт прежнее и окончательно сломает его. Но ничего не пришло. Ничего, кроме немой пустоты в его сердце. Там не было даже жалости — одна усталость. Он хотел покончить с этим сегодня и никогда больше не переступать порог дома, в котором находится эта женщина.