Любовницы Пикассо

Она курила, а я чувствовала себя пристыженной, испытавшей горечь неудачи. Мадам знала, что я расстроена, потому что не смогла в полной мере воздать должное ее превосходному ужину и не участвовала в застольном разговоре.

Тихим прованским вечером, после того как она дала бойцовому коту Томасу его порцию жареной свинины и выбранила надменного попугая, я рассказала о том, как провела день и обошла стороной ту самую мастерскую, которую хотела посетить, – того художника, с которым мне больше всего хотелось побеседовать. И как после многочасовых колебаний я вернулась в Антиб.

Было ли это следствием сбоя внутренних часов после перелета через Атлантику? Я ощущала новую симпатию к моей матери, которая превыше всего хотела оставаться в безопасности и пребывать в настоящем. Однако Анна-Мартина оставила путеводный листок бумаги там, где я смогла его найти. Фактически это она послала меня во Францию – в свое прошлое, к тому, что было оставлено позади.

– Мужество мужчин и женщин отличается, – сказала мадам Роза. – Так? Мужчины должны уметь сражаться и защищать. Женщины должны позволять им это. Вот какой была для нас война: смотреть, как уезжают наши мужчины, стоять прямо и не плакать, хотя мы знали, что некоторые из них не вернутся. Я и мой кузен были очень близки, и он не вернулся…

Она выдохнула большой клуб дыма и замолчала надолго, вспоминая о прошлом.

Я тоже ждала во время войны. Уильяма не посылали на другую сторону Атлантики, но он служил радиоинструктором и был расквартирован в Алабаме. Многие из моих студенческих друзей и коллег не были такими везучими. Один парень, с которым я недолго встречалась, погиб на пляже Окинавы. Другой друг служил пилотом, и его самолет был подбит над Мидуэем. Сьюзен, которая собралась защищать диссертацию по фрескам итальянского Ренессанса, вступила в Красный Крест и погибла под Анцио в Италии. Я думала о Джеке и его искалеченной ноге – причине странной походки. Расскажет ли он мне когда-нибудь подробности того дня, той атаки?

– Я вижу в вас силу, – сказала мадам, вдавив в траву окурок сигареты. Кот воспринял это как намек на окончание его трапезы и удалился с гордо поднятым хвостом: серая тень, растворившаяся в еще более глубокой тени. – Думаю, сегодня звезды были расположены неправильно. Вы должны поехать туда и попробовать еще раз.

Но на следующее утро я проснулась под мелодичный перезвон церковных колоколов. Воскресенье… Керамическая мастерская и большинство магазинов в городе будут закрыты. Нет смысла отправляться туда! Мое облегчение противоречило обещанию мадам Розы. Мое мужество так и не проснулось. Я провела воскресенье, гуляя по океанскому променаду, сидя в кафе, занося мысли в записную книжку, наслаждаясь запахами, видами и структурами Антиба.

Где-то там, рядом с пляжем, находилась розовая гостиница мсье Селла. Я сторонилась ее, откладывая ее посещение на более позднее время, когда наступит нужный момент. Я пойму, когда он наступит.

Хотя я получала удовольствие от прогулок и тратила деньги только на кофе в придорожных кафе, когда уставала, оставалось лишь гадать, что происходило в Нью-Йорке и в отеле Бреннана. Я беспокоилась, что Джек мог быть небрежен при работе с электропроводкой или, хуже того, вернется к прежним отношениям с женой. «Подожди меня! – мысленно обратилась я к нему. – Я скоро приеду».

В понедельник я вернулась в Вилларус, пройдя пешком пять миль по пыльной дороге в холщовых сандалиях, купленных в Антибе. Сандалии обошлись дешевле, чем поездка туда и обратно на автобусе, а веревочные подметки облегчали ходьбу. Медленный ритм движения и тишина вместо шума в переполненном автобусе подарили мне состояние, близкое к трансу. «Тебе нечего терять, но ты можешь многое приобрести, – подумала я. – Ты можешь это сделать».

В середине утра, когда я вышла на городскую площадь, там было много спешивших людей в заляпанных фартуках – скульпторов и ремесленников, чьи руки побелели от работы с глиной и глазурью. Горшечные лавки в городе были открыты и делали хорошую выручку на продаже тарелок и кухонных сосудов, которыми этот город славился с древнеримских времен, когда горшки из Валлариса использовали по всему Средиземноморью.

Эта посуда вышла из моды с появлением более долговечных металлических горшков и фляжек в начале двадцатого века. Но заброшенные фабрики открылись снова во время немецкой оккупации из-за нехватки металла. Теперь старые керамические мастерские были переоткрыты новым поколением горшечников и скульпторов, которые, следуя примеру Пикассо, приезжали сюда со всей Франции.