Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II

В 1862 году во Флоренцию, где в то время обитали Мария Николаевна и Строганов приехал доктор медицины, коллекционер и историк искусства барон Карл Эдуард фон Липгарт (1808–1891), человек в ту пору известный в Европе. Приехал во Флоренцию со всей семьёй для лечения своего пятнадцатилетнего сына Эрнста. Несмотря на свой отроческий возраст, Эрнст уже писал картины и даже мог поделиться опытом, что ему вскоре и посчастливилось делать — он стал учить тринадцатилетнего сына Марии Николаевны Сергея. Сергей был от первого брака великой княгини. Сам же Эрнст, благодаря покровительству и финансовой помощи Марии Николаевны, стал брать уроки у немецкого художника Франца Ленбаха (1836–1904), в ту пору открывшего во Флоренции частную академию живописи. Именно по заказу великой княгини Эрнст написал первое своё большое полотно «Ариадна и Бахус».

Был представлен великой княгини и отец Эрнста, и они вместе — отец и сын — стали участниками творческих вечеров на вилле Кватро, а впоследствии, когда Мария Николаевна временами приезжала в Россию, гостили у неё в Сергиевке, под Петергофом.

Камердинер А. Е. Степанов писал о Карле Либгарте:

«Вот этот-то человек как раз к Ней (Марии Николаевне. — А. Ш.) явился тогда, когда для Нее была необходима его ученая помощь — и они сразу поняли друг друга. Их духовное родство, Wahlverwandschaft, было как нельзя более кстати; он систематически развивал Ее идеальное стремленье к изящному и помогал Ей своим опытным критическим взглядом. Не менее того, в последние годы Её жизни он почти один был в состоянии разгонять скуку кватровского добровольного затворничества. Целые дни они вместе спорили и обсуждали разные ученые вопросы, занимаясь постоянно рукоделием. Она в то же время с удовольствием развлекалась и его лёгким чтением. Начиная с более трудного разбора Шекспира, Гете, Voltarie или J. J. Rousseau и разных исторических хроник и мемуаров — он читал Ей всегда любезных Heyse, Spielhagen, Marlitt, Auerbach ect. Отрадно было видеть этого достойного старца, когда в необходимых местах чтения он давал, не стесняясь Её просвещенным присутствием, свободу своим чувствам: то вдруг он вскакивал и кричал старчески-грозным голосом или увлекательно хохотал. Или же когда декламировал признание в молодой любви — забавно в то же время вертя взад и вперед свою шелковую скуфью на голове. Сидел же у Ней постоянно одетый в старенькое серое пальто с переброшенной на спине шерстяной шалью. Случалось, что в самых патетических местах страстного монолога в Гамлете или Отелле — вдруг появлялись обычные друзья-гости и тогда он, складывая свои очки и ученые пожитки, всегда добродушно ворчал во всеуслышанье… И неловко-почтительно раскланиваясь Высокой Хозяйке и гостям, с добросердитым выраженьем в глазах уходил честный упрямый старик в свою ученую комнату, где снова работал до тех пор, пока внезапно не оставался в потемках от выгоревшей лампы».