Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II

«Великая княжна, Ольга Николаевна, любимица русских; действительно, невозможно представить себе более милого лица, на котором выражались бы в такой степени кротость, доброта и снисходительность. Она очень стройна, с прозрачным цветом лица, и в глазах тот необыкновенный блеск, который поэты и влюблённые называют небесным…»

Но в конце концов Ольгу Николаевну стало беспокоить неопределённое положение, тем более даже придворные, по её словам, недоумевали: «Как, девятнадцать лет и все еще не замужем!»

И тут из «Мекленбурга пришло известие, что кронпринц Баварский гостит там и просит известить нас, что горит желанием увидеть меня».

Родители не нарушали обещания, данного отцом, свобода решения оставалась за Ольгой Николаевной.

И когда императрица-мать задала вопрос, надо ли давать кронпринцу разрешение на приезд, Ольга Николаевна «не рискнула сказать „нет“».

Косвенное согласие? Ну что ж, путь косвенное… Да вот только снова осечка произошла. Помчались в Мюнхен гонцы с приглашением, а вернулись ни с чем. Пока суть да дело, кронпринц выбрал другую невесту.

Можно ожидать, что великая княжна огорчилась, ан нет. В воспоминаниях она призналась:

«Не было никого счастливее меня! Гора свалилась с плеч, и я прыгала от восторга. С нашего посещения Берлина в 1838 году Макс Баварский не переставал быть кошмаром моей жизни».

Дело в том, что Ольга Николаевна имела на примете человека, который тронул её сердце. То был Стефан, о котором она слышала давно и портрет которого ей понравился. «Наконец-то я могла вздохнуть свободно и совершенно свободно обратиться к Стефану, чей образ всё ещё витал передо мною, — заметила она в воспоминаниях. — От Екатерины Тизенгаузен, которая навестила в Вене свою сестру Фикельмон, мы снова услышали о нём. Она видела его часто, говорила с ним, и каждый раз он спрашивал про нас и выразил желание с нами познакомиться. В это время послом в Вену как раз был назначен граф Медем. Ему доверили прозондировать почву, как этого хотели Саша и я».

Но женихов-то в Европе было предостаточно. Каждому хотелось либо перебраться в Россию из своего нищенского княжества, или получить приданое, подобное такому, к примеру, которое было дано за дочерью Павла I. Её приданое стоимостью своей превышало в несколько раз годовой бюджет Веймара.

Вот и теперь возник жених:

«В это время неожиданно пришло письмо от эрцгерцога Альбрехта, которое разошлось с посылкой Модема в Вену. В нём он просил моей руки. Я уже упомянула, что он был мне симпатичен, что я питала к нему уважение и дружеские чувства. Но несмотря на все это, я почему-то испытывала физическую неприязнь к нему, отчего о браке не могло быть и речи. Без промедления, уже потому, что велись переговоры относительно Стефана, ему был послан отказ».

Но вот австрийцы молчали. В чём дело? Ведь Стефан, казалось, был расположен к сватовству и даже почву прозондировал. Не предполагала Ольга Николаевна, что в данном случае вмешаются и политика, и просто пороки человеческие, что отзовётся то давнее, что привело к гибели старшей дочери Павла Петровича, то есть её, Ольги Николаевны, родной тётки Александры Павловны, ставшей в браке палатиной венгерской.

Ответ пришёл, облечённый в удобоваримые формы. Ответ давал Меттерних. Он сослался на различие в вероисповедании.

«Обрамленное всевозможными любезностями, письмо, — читаем в мы в книге „Сон юности“, — заключало в себе примерно следующее: браки между партнерами разных религий представляют для Австрии серьёзное затруднение. Легковоспламеняющиеся славянские народности в Венгрии и других провинциях государства невольно наводят на мысль, что эрцгерцогиня русского происхождения и православного вероисповедания может быть опасной государству и вызвать брожения…»