— Ладно, — сказал отец, — когда господин кавалер будет причёсан, наступит и твоя очередь.
Сей догадливый плут сразу же нашёл верный путь, чтобы я не проверял его счета. Впрочем, старался он напрасно — для меня все его ухищрения не переходили границ умеренности.
Манон причесала меня не хуже, чем моя милая Дюбуа, о которой я всё ещё вспоминал с удовольствием. Не в пример Розе она поцеловала меня без лишних церемоний. Обе вышли, когда доложили о прибытии банкира.
Этот молодой человек, отсчитав четыреста луидоров, заметил, что мне будет удобно в занимаемом доме.
— Несомненно, — отвечал я, — ведь обе сестры очаровательны.
— Но их кузина ещё лучше. Отец имеет ренту в две тысячи франков, и дочери смогут выбрать себе мужей среди коммерсантов.
Любопытствуя видеть эту кузину, которая, как говорили, была ещё красивее обеих сестёр, я спустился вниз и у попавшегося навстречу консьержа спросил, где комната Дюка.
Я увидел своего молодца облачённым в халат и сидящим на постели. Румянец на его лице не свидетельствовал об опасной болезни.
— Ну, что с тобой?
— Ничего, сударь. Просто я приятно провожу время, поскольку вчера у меня возникло желание заболеть.
— С чего это?
— А после того, как я увидел здешних граций, которые куда лучше вашей прекрасной экономки, не позволившей мне поцеловать её. Однако что-то не торопятся с моим бульоном, придётся рассердиться.
— Господин Дюк, вы наглец.
— Сударь, может быть, вам хочется, чтобы я выздоровел?
— Мне хочется покончить с этой комедией, она уже надоела.
Тут открылась дверь, и вошла кузина с бульоном. Я нашёл её восхитительной.
— Я желаю обедать в постели, — сказал испанец.
— Вам будет подано, — ответила девица и вышла.
— Эта девчонка изображает из себя принцессу, — заметил Дюк. — Но меня не обманешь. Не правда ли, сударь, вам она тоже кажется прехорошенькой?
— Мне кажется, что ты совсем обнаглел, и я недоволен твоим обезьянством. Вставай и будешь прислуживать за столом. В этой комнате ты не останешься, консьерж даст тебе другую.
Выходя, я встретил прекрасную кузину и сказал ей, что завидую тому вниманию, которого удостоился мой слуга, и поэтому прошу её не затруднять себя более.
— О, Боже мой, я буду только довольна.
Перед обедом приехал барон и рассказал, что явился прямо от той дамы, которой представлял меня. Она была женой адвоката Морэна и тёткой заинтересовавшей меня девицы. “Я сказал о том впечатлении, которое произвела на вас племянница. Она обещала позвать её и держать при себе весь день”.
Отдав должное обеду, не только не уступавшему вчерашнему ужину, но по разнообразию блюд способному возбудить аппетит мертвеца, мы поехали к мадам Морэн, которая приняла нас с непринуждённостью парижанки. Она представила мне своих семерых детей. Старшей дочери, не отличавшейся ни красотой, ни безобразием, было двенадцать, хотя выглядела она, как четырнадцатилетняя. Я сказал об этом, и мать, дабы убедить меня в истинности своих слов, принесла свидетельство, где был записан год, месяц, число и даже час её рождения. Подивившись сей пунктуальности, я спросил, имеют ли они гороскоп.
— Нет, ещё никто не оказывал нам сей любезности.
— Время пока не упущено, и Бог, по всей вероятности, предназначил столь приятное дело для меня.
В эту минуту вошёл муж мадам Морэн, и она представила его. Обменявшись любезностями, мы возвратились к гороскопу. Адвокат вполне резонно заметил, что астрология если наука и не вполне ложная, то, по меньшей мере, весьма сомнительная; что, имея слабость заниматься ею некоторое время, он, в конце концов, понял бессилие человека прочесть будущее и обратился к непреложным истинам астрономии. Я увидел, что передо мной разумный и просвещённый человек, и нимало не сожалел об этом. Однако же Вальанглар, веривший в астрологию, принялся возражать ему. Пока они спорили, я украдкой списал время рождения девицы Морэн, однако же отец понял, в чём дело и, покачав головой, только улыбнулся. Я не смутился сим обстоятельством и продолжал писать, твёрдо решившись в ближайшие пять минут сделаться астрологом.
Наконец появилась и очаровательная племянница. Тётушка представила мне её как мадемуазель Роман-Купье, дочь своей сестры, и, повернувшись к самой девице, сказала о моём пламенном желании познакомиться с ней после встречи в концерте.
Сия юная и прелестная особа достигла уже семнадцати лет. Её сверкающую белизной кожу оттеняли роскошные чёрные волосы. Черты лица отличались идеальной правильностью, брови выгибались крутой дугой, а жемчужный ряд зубов проглядывал из-за алых уст, на которых играла улыбка, полная грации и целомудрия.