Любовные письма с Монмартра

Глава 22 Подворье реставраторов

Далось мне это очень нелегко, но я пропустил целую неделю, прежде чем снова поехать на кладбище Монмартра и проверить, дошло ли мое письмо до своего таинственного адресата.

Был вечер. Приближаясь к могиле Элен, я сразу увидел там красную розу, одиноко выглядывавшую из зарослей плюща. У меня екнуло сердце. Это могло означать только одно – за прошедшее время кто-то побывал на могиле!

Взволнованно я нагнулся к тайнику и открыл его. Мое последнее письмо исчезло, не было там и распечатанного Катрин конверта.

Тайник был пуст, совершенно пуст.

Закрыв его, я посмотрел на головку ангела. Ангел улыбался, заулыбался и я.

Некоторое время я постоял в задумчивости, все еще не веря, что за прошедшие полгода я написал-таки тридцать два письма. Оставалось написать еще одно, и тогда данное Элен обещание будет выполнено до конца. Как ни странно, но я впервые пожелал, чтобы Элен выиграла пари.

Я медленно побрел по кладбищу мимо старых деревьев, надгробий и статуй, нагревшихся под жарким солнцем и таких знакомых мне, что я мог бы найти их даже во тьме.

Со стороны ворот послышались голоса. Мужчина и женщина в рабочих комбинезонах волокли к одной могиле что-то тяжелое из камня и там осторожно поставили. Мужчина выругался, женщина засмеялась. А когда она обернулась, оказалось, что это Софи.

С души у меня свалилась тысяча камней, и я ускорил шаги. Она вернулась! Наконец-то вернулась!

Я почувствовал такое облегчение, что не стал долго думать.

– Софи! Эй, Софи! – крикнул я.

Увидев меня, она залилась краской.

– А-а, писатель! – сказала она и сделала несколько нерешительных шагов в мою сторону.

– Где ж ты пропадала все это время? – спросил я, а мужчина в серой рабочей робе обернулся к нам и пристально на меня посмотрел.

Это был уже старичок с маленькими усиками и живыми карими глазами. И рукопожатие у него оказалось такое же крепкое, как у дочери.

– Папа, это Жюльен Азуле, – сказала вместо ответа Софи, и старик пожал мне руку так, что у меня чуть не подкосились колени. – Он – писатель.

На старика это как будто не произвело никакого впечатления.

– А это мой отец, Гюстав Клодель.

– Гюстав? Это имя я, кажется, уже слышал.

– Мы как раз привезли из мастерской статую, теперь она опять как новенькая. Голову, руки – все пришлось реставрировать.

Софи говорила без остановки. Щеки у нее раскраснелись, она то и дело бросала на меня какие-то странные взгляды.

Старик подбоченился и прогнулся в пояснице:

– Тяжеленная штуковина попалась. Надо было позвать на помощь Филиппа, как я говорил. Тебе не нужно поднимать такие тяжести, ma petite![68]

Я растерянно смотрел то на Софи, то на ее отца.

Ей нехорошо? Почему?

– Однако… Что случилось? – спросил я. – Где ты пропадала столько недель?

– Да ну… Подвернула ногу и вывихнула лодыжку, – смущенно призналась Софи.

– Да с дерева она упала, дурочка! – покачал головой Гюстав Клодель. – И что ей за радость лазить всюду, как обезьянка! На ограду, на деревья. Я уж ей столько раз говорил. Когда-нибудь свернет себе шею.

Софи посмотрела на меня, и на лице у нее появилось выражение, в котором сквозила неловкость. Разве не то же самое и я ей говорил? В тот день, когда Софи мне крикнула, сидя на стене ограды, что у меня дурное настроение, в ту ужасную среду, когда я не зашел за ней, как обещал, потому что, совершенно убитый, сидел в это время с Катрин на поребрике могилы. И ведь рядом же кто-то тогда чихнул! Неужели Софи слышала все, что было сказано? Как я бранился, мои разъяренные крики и мои слова, что она для меня просто случайная знакомая и к тому же я больше никогда не влюблюсь.

Я глядел на нее, не сводя глаз, и молча просил прощения.

Софи не шелохнулась. Она стояла в этой своей шапочке и тоже молчала.

Гюстав почесал в затылке. Он словно бы чуял нехорошие токи между нами. Должно быть, я показался ему очень странным молодым человеком. Писатель, одним словом! К писателям старый мастер наверняка и без того относился подозрительно. Он коротко кивнул мне, чтобы положить конец этому делу.

– Очень приятно было познакомиться, молодой человек! – сказал он, повернулся ко мне спиной и сделал несколько шагов в направлении могилы. – Пошли Софи, надо установить эту штуку!

– Нет, подождите! – произнес я тихо.

Софи остановилась и посмотрела на меня насмешливо:

– Неподходящий момент, писатель!

– Мне все равно. Я… я бы очень хотел сказать тебе что-то, Софи, но все никак не решаюсь.

– О! Опять это? Твоя тайна? – Она высоко вскинула брови.

– Нет. На этот раз речь о другом. О том, что имеет отношение к тебе и ко мне. К нам с тобой! – сказал я взволнованным шепотом, выразительно поглядев на нее.

Я прижал руку к груди.

Она закусила губу и взглянула на меня удивленно и задумчиво.

– Я бы тоже хотела тебе кое-что сказать, Жюльен, но у меня еще меньше решимости, – сказала она.

– Ты идешь, Софи?

– Сейчас иду, Chouchou! – крикнула она в ответ и посмотрела на меня, как бы извиняясь. – Мне надо идти, а то папа рассердится. Ты можешь прийти сюда снова во второй половине дня, Жюльен? Часа в четыре.