На протяжении следующих семи лет Мария и Констебл тайно встречались и переписывались, между тем Констебл упорствовал в своих занятиях живописью. К 1816 г., несмотря на непреклонность доктора Радда, Марию удалось убедить, что ожидание затянулось, и в октябре пара поженилась. (Доктор Радд в конце концов смягчился настолько, что после его смерти в 1819 г. ей досталось такое же наследство, как ее братьям и сестрам.) Несмотря на неприязненное отношение Констебла к портретной живописи, в июле 1816 г., вскоре после того как Мария наконец дала согласие стать его женой, он написал очень нежный и трогательный портрет невесты (в настоящее время он хранится в галерее Тейт), о котором сообщил ей в письме: «Я сижу перед Вашим портретом, и, когда отвожу взгляд от бумаги, сходство настолько велико, что я с трудом удерживаюсь, чтобы не двинуться ему навстречу. Раньше я и не подозревал, сколько подлинного наслаждения способен доставить портрет».
Препятствие на пути к счастью в личной жизни было устранено, но борьба Констебла за признание его собственного стиля пейзажной живописи Академией, критиками и публикой продолжалась десятилетиями. Мария, слабая здоровьем, умерла от чахотки в 1828 г., родив за одиннадцать лет семерых детей. Спустя три месяца Констебл наконец был избран полноправным членом Академии. Он умер в 1837 г.; его картины, многие из которых он отказывался продавать при жизни, в настоящее время переходят из рук в руки за гигантские суммы и украшают галереи всего мира. Живопись Констебла и по сей день остается предметом бурных споров.
Мария Бикнелл (Констебл) – Джону Констеблу
(4 ноября 1811 года, отправлено из Спринг-Гроув)
Мой дорогой сэр, я только что получила письмо от моего отца. Оно оказалось точно таким, как я ожидала: рассудительным и добрым; его единственное возражение касалось неизбежного зла – денег. Что же нам делать? Я хотела бы, чтобы они у меня были, но желания тщетны: нам следует быть мудрее и прекратить переписку, не считая, что в этом случае будем меньше думать друг о друге. В этой жизни всем нам предстоит множество мучительных испытаний, и мы должны научиться со смирением переносить их. Вы все равно будете моим другом, а я буду Вашим, и на правах друга позвольте мне посоветовать Вам съездить в Саффолк, где Вам наверняка станет легче. Я уже написала папе, хотя и не рассчитывала, что он откажется от своих слов, и потому я впредь не стану Вам писать, по крайней мере пока не получу денег. Мы оба не созданы для бедности, верно? Даже живопись зачахнет, не выдержав груза домашних забот.
Прилежанием в выбранной профессии Вы поможете мне обрести душевное спокойствие… Позвольте другим обойти Вас и тогда вините меня. Старайтесь, пока это еще в Вашей власти, путь долга – единственный путь к счастью… Поверьте, я испытаю нескончаемое удовольствие, зная, что Вы потратили время с большей пользой, чем если бы украдкой совершили прогулку со мной по парку. И все-таки мне не хватит отваги сказать, пожелать или подразумевать, что больше мы никогда не встретимся. Я знаю, что это невозможно. В таком случае пусть встречи будут редкими, как предписывает не склонность, а благоразумие. Прощайте, дражайший Джон, да пребудет с Вами благодать. А что касается интереса, проявленного к Вашему труду, простите меня за совет, данный Вам, человеку, которому более пристало увещевать меня. Думаю, нашим окончательным решением будет то, что сейчас нам особенно необходимо, – ради обоюдного блага на время воздержаться от общества друг друга.
Мария Бикнелл (Констебл) – Джону Констеблу
(15 сентября 1816 года)
Папа отвергает все, что я предлагаю. Если Вам так угодно, можете написать ему – это не принесет ни пользы, ни вреда. Надеюсь, мы не совершим непростительную глупость… Еще один раз, но уж тогда последний! Еще не слишком поздно последовать папиному совету и подождать. Независимо от того, что я написала, я придерживаюсь о Вас наилучшего мнения… Эта чарующая погода пробуждает во мне надежду.
Клэр Клэрмон
(1798–1879)