Нам кажется, мудрость и дальнозоркость руководит теми, кто былых и сильных врагов на свою сторону привлекает, и многие несчастья и конфликты благополучно разрешились бы, если бы сильнейшие мира сего екатерининскому примеру следовали. А Екатерина никогда низким инстинктам мести не следовала, даже когда, по нашему мнению, надлежало бы. Так, князь X., возвратясь из Парижа в Москву, язвительно поносил Екатерину. Императрица ему сказала, что за такие дерзости в Париже сажают в Бастилию, а в России режут языки, но что она, не будучи от природы жестокой, для такого бездельника, как X., нрав свой переменять не намерена, просто советует ему впредь быть осторожнее. Словом, Петр III сильно от своей жены в благородстве отставал. Царица Елизавета Петровна, которая из-за своего гольштинского племянника и замуж-то толком не вышла, только чтобы ему трон достался, сильно сожалела о своем скороспелом решении. Понимала, что никудышного племянничка подсунула ей вечно рыдающая сестрица на царский престол. Гораздо больше нравилась Елизавете Петровне Екатерина. Та и умна, и покорна, и вообще характер замечательный. Приехала в Россию румяной и загоревшей, неученая нашим порядкам. Не знала, бедная, что здесь с загоревшим личиком не принято ходить, а накладывают на лицо пуды белил и румян. Императрица для начала и поощрения ей самолично из своей коробочки мушку прилепила, потом большое количество румян и белил прислала. Екатерина, смышленая, живо поняла, что от нее требуется. И хотя потом, уже став императрицей, будет часто в свою комнату убегать и там потихоньку от белиловых поцелуев своих усердных фрейлин щеки отмывать, открыто никогда своего возмущения не высказала, с покорностью принимая эту варварскую моду. И так же покорно подставит свое личико загоревшее императрице, которая самолично начнет наводить на нем порядок: смесью лимона, яичного белка и французской водки смуглоту выводить, а заодно и маслом Фальке более гладким его делать. Императрица хвалила Екатерину за покорность. Екатерина, и вправду имея характер на редкость ровный, покорной отнюдь не была. Это она притворялась, чтобы симпатию к себе у царицы Елизаветы снискать. И на все шла. И даже, по желанию Елизаветы Петровны, согласилась, чтобы колыбель ее сына Павла в спальне царицы поставить. Та сама захотела Павла воспитывать. Тактика покорности и благожелательности — замечательная тактика. Ничего, собственно, кроме малого усилия, не стоит, но дает огромные проценты. «Ласковый теленок двух маток сосет» — не правда ли? Вспомним, что не столько за красоту, сколько за покорность и нежность любил семнадцатилетний Иван Грозный свою шестнадцатилетнюю Анастасию, вообще-то имеющий склонность не любить никого!
И как к лучшему изменился характер Людовика X, французского короля, под влиянием молоденькой его второй жены, Клементины Венгерской. «Ах, моя драгоценная, ты такая добрая, тебя так чудесно любить! — говорил он ей. — Буду таким, обещаю тебе, буду таким, каким ты захочешь меня видеть. Конечно, достает меня временами угрызение совести и наполняет мое сердце великим страхом. Но я обо всем забываю в твоих объятиях! Иди, моя любимая, иди ко мне, я буду любить тебя!»[169]
Сколько осужденных на смерть спасла Клементина!
Екатерина, умная женщина, прекрасно понимала, что иметь тайные мысли о русском троне мало, надо еще завоевать доверие подданных, чтобы считали они ее не иноземкой, а своей, русской. И завоевала с гаком! И пока Петр III со своими многочисленными фаворитками разных мастей от баронесс до проституток, потому что в «алькове все женщины одинакового ранга», предается грубому пьянству и разврату, она Плутарха почитывает. И Руссо, и Вольтера, а из «Причин возвышения и упадка Римской республики» Монтескье хорошие уроки для будущего управления государством извлекает. Она готовится стать русской, да не плохой, а хорошей царицей! А для того, чтобы стать хорошей царицей, надо прежде всего усвоить общечеловеческие истины. И вот со стоическим упорством она начинает развивать в себе прекраснейшие человеческие черты: долой высокомерие — я буду со всеми приветлива! Долой надутую мину — я стану обаятельной! Никакой несправедливости — я стану добра и внимательна! Чванство, бахвальство, пренебрежение к подчиненным — этого ничего не должно быть. Сколько римских императоров поплатилось жизнью за эти плохие черты характера. Вот лежит на ложе (они так кушали, лежа) римский император Калигула, объявивший себя богом, никак не меньше! Вкушает вместе с двумя приятелями-сенаторами и вдруг громко смеется. Сенаторы, учтиво спросив его, чему он смеется, услышали в ответ: «Я смеюсь потому, что достаточно одного моего кивка, чтобы вас двоих удавили». И какова же кончина этого самозваного бога? Был проткнут мечом своим же сторонником. Потом, когда Екатерина уже станет русской царицей, подписывая приказы, всегда задавала себе вопрос: «Встретит ли ее приказ всеобщее одобрение?» (Нашим государственным деятелям поучиться бы этой черте у русской императрицы!)