Любовный контракт

Он смотрит на меня, восхищенный и даже… заинтересованный.

Салливан подшучивает надо мной, что я не умею скрывать эмоции, но и он тоже, когда мы остаемся наедине. Все, чего он хочет, написано у него на лице.

Или, по крайней мере, мне так кажется.

Я опасаюсь более вероятной возможности…

Салливан просто очень хорошо умеет притворяться.

Какой из этих вариантов?

То, как он смотрит на меня сейчас, кажется настоящим.

То, что произошло в моей постели прошлой ночью, было самым реальным из всего, что когда-либо случалось со мной.

Но именно это меня и пугает…

Что, если это только мне так кажется?

Салливан замечает, как я хмурюсь. Наверное, это похоже на тучу, пронесшуюся над моим лицом.

― Что случилось?

Я формулирую вопрос, который хочу задать ему.

― Мне интересно… почему ты так и не вернулся в мою спальню.

Он отвечает так быстро, что это должно быть правдой.

― Ты просила меня не делать этого.

В его взгляде столько тепла, что я не пытаюсь анализировать, серьезно ли он говорит. Я задаюсь вопросом, какого хрена я просила его не приходить.

― Ну… я ошибалась.

Салли откидывает назад голову и смеется. Звук прокатывается по мне, как чистый золотой солнечный свет.

― Слава богу, Тео. Это была чертова пытка! Я никогда не прилагал столько усилий, чтобы вести себя хорошо.

Моя грудь наполняется жаром. Это правда, его смех ― настоящий, то, как он хватает меня, чтобы поцеловать хотя бы мимолетом, прежде чем нам придется уйти ― все настоящее.

Я несу ужин его отцу.

Салливан идет со мной, когда видит, что все уже готово.

Я иду босиком по высокой траве во дворе, избегая каблуков, пока могу. К тому же мне нравится прохлада под ногами.

― Лучше бы мы его не оставляли…

― С ним все будет в порядке. ― Салливан останавливает меня. ― Тео, послушай, я невероятно благодарен тебе за то, что ты делаешь…

― Это пустяки.

― Для меня — нет. ― Он берет меня за руку и смотрит в глаза. ― Это не пустяк. Он сто лет не переступал порог дома. Не сидел, не ужинал и не смеялся со мной. Но я не хочу, чтобы ты думала… не хочу, чтобы ты расстраивалась, если завтра… он снова станет обычным.

В напряжении его тела, в суровости его лица я отчетливо читаю страх Салливана, что именно это и произойдет. Если не завтра, то послезавтра. Или еще через день.

И, возможно, так и будет. Горе Меррика большое и неизбывное.

Но я знаю, что после того, как потеряла маму, мне помогло то, что я снова начала есть.

Я пошла в кафе у океана и заказала хлеб. Мама научила меня печь фокаччу. Ей хорошо удавались любые блюда, в которых можно было экспериментировать. Она добавляла в свой хлеб самые безумные ингредиенты, и он почти всегда получался лучше, чем мой.

В хлебе, который я ела в кафе, был только розмарин. Но это было первое, что я съела с тех пор, как ее не стало, и что действительно оказалось вкусным. Соль, хрустящие края, пропитанные маслом, сладость в сочетании с пряной травой…

Я откусила кусочек, соль попала мне на язык, ясный, чистый свет океана передо мной был прекрасен, и я ожила. Даже если мне этого не хотелось.

Такова сила еды. Она напоминает, что есть для чего жить. А еще о том, что кто-то беспокоится о тебе.

― Что это? ― говорит Меррик, когда я протягиваю ему накрытую посуду. ― Я думал, ты уходишь?

Но я замечаю, что он все равно надел чистую одежду. А через его плечо я вижу жилое пространство, гораздо более опрятное, чем в мой последний визит.

Я не хочу делать преждевременные выводы еще больше, чем Салливан. Но, черт возьми, я надеюсь, что с его отцом все будет в порядке. Я приготовлю ему тысячу блюд, если это поможет.

― Да, ― говорю я. ― Но я бы хотела, чтобы мы остались здесь — у Ангуса отвратительный вкус.

Меррик фыркает.

― Не похоже, он же нанял тебя.

Я смеюсь, потому что часто думала о том же.

― Это похоже на то, когда ты встречаешься с кем-то, а все бывшие еще хуже. Кажется, именно так мы оказались вместе.

― У Ангуса плохой вкус, ― говорит Салливан. ― Это его фатальный недостаток.

― Что тебя натолкнуло на эту мысль? Шляпы из крокодила?

― Это тоже… ― Салливан улыбается со странным удовлетворением. ― И он ошибается в важных вещах.

― А почему именно Салли идет на ужин с твоим боссом? ― спрашивает Меррик. ― Учитывая, что вы двое не встречаетесь.

― О, для него мы встречаемся, ― не стесняясь говорит Салливан. ― Это все часть игры, папа, чтобы провернуть кое-что.

Меррик качает головой.

― Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал.

― Уверяю тебя, это блестяще работает.

― Всегда работает, ― говорит Меррик. ― Пока не перестает.

― Он — убийца радости, ― Салливан показывает большим пальцем в сторону отцовской двери. ― И всегда им был.

― Салли… ― Я прижимаюсь к нему, сердце колотится от осознания того, что мы должны быть в ресторане через двадцать минут. ― Успокой меня. Скажи мне, что ты собираешься делать.

― Все просто. Я собираюсь поговорить с Ангусом и выяснить, что его на самом деле волнует в этой сделке.

― Например?

― Пока не знаю. Но я уверен, что это внутри него ― черный лебедь.

― Что за черный лебедь?