Люди

– Точно. Всё время забываю, что у них это отдельно. – Он передвинулся к ногам Раскина и после нескольких попыток сумел развязать шнурки и снять с него башмаки. Понтер содрогнулся, почуяв исходящий от ступней запах. На коленях переполз обратно, к поясу Раскина, и начал стягивать с него штаны. Следом взялся за трусы и стянул их по почти безволосым ногам до ступней, а потом избавился и от них.

Наконец, Понтер взглянул на гениталии Раскина.

– Что-то здесь не так, – сказал он. – Какое-то уродство или что? – Он поднял руку, давая Хаку лучший обзор.

– Удивительно, – сказал компаньон. – Отсутствует препуциальный мешок.

– Что? – переспросил Понтер.

– Крайняя плоть.

– Интересно, у всех глексенских самцов так?

– Это сделало бы их уникальными среди приматов, – ответил Хак.

– Ладно, – сказал Понтер, – мне это не помешает.

* * *

Корнелиус Раскин пришёл в себя на следующий день; он определил, что настало утро, по тому, что в окна его квартиры светило солнце. В голове били молотки, горло саднило, локоть горел, седалище болело, и было такое чувство, что его пнули по яйцам. Он попытался оторвать голову от пола, но его так затошнило, что он опустил её обратно. Через некоторое время он повторил попытку и в этот раз сумел приподняться на локте. Его рубашка и брюки были на нём, так же как носки и башмаки. Но шнурки на них завязаны не были.

«Чёрт тебя дери, – подумал Раскин. – Чёрт тебя дери». Он слышал, что неандертальцы все геи. Господи, но он не был готов к такому. Он перекатился на бок и ощупал рукой заднюю часть штанов, молясь о том, чтобы не обнаружить там крови. Тошнота подбиралась к горлу, и он прогнал её, с усилием сглотнув. Получилось очень больно.

«Справедливость», – сказал Боддет. Справедливо бы было, если бы он получил приличное место и не должен бы был уступать его некомпетентным женщинам и прочим меньшинствам…

Голова у него болела так, словно Понтер снова и снова бил по ней сковородкой. Раскин закрыл глаза, пытаясь собраться с силами. У него болело так много всего и так сильно, что он не мог сосредоточиться на чём-то одном.

Проклятый питекантроп и его извращённые представления о справедливости! Только из-за того, что он вставил Воган и Ремтулле, чтобы показать им, кто тут на самом деле главный, Боддет решил, что будет справедливым сделать из него педика.

Это, несомненно, было ещё и предупреждением: держи язык за зубами, помни, что тебе приготовлено, если ты посмеешь в чём-то обвинить Понтера, что будет с тобой в тюрьме, если тебя всё-таки упекут за изнасилование…

Раскин сделал глубокий вдох и схватился рукой за горло. Он нащупал на нём углубления, оставленные пальцами питекантропа. Боже, там, наверное, жуткая ссадина.

Наконец, голова Раскина перестала кружиться в достаточной степени, чтобы он мог заставить себя встать на ноги. Он схватился за край дверного проёма, чтобы выровняться, и остался стоять, ожидая, пока в глазах перестанут вспыхивать искры. Вместо того чтобы зашнуровать башмаки – для этого пришлось бы нагнуться, – он просто сбросил их с ног.

Он подождал ещё минуту, пока молотки в голове не стихли настолько, что он решился отпустить свою опору без риска рухнуть обратно на пол. Потом проковылял по короткому коридору к обшарпанной ванной, выкрашенной в тошнотворный зелёный цвет ещё предыдущим квартиросъёмщиком. Он вошёл и закрыл за собой дверь, на обратной стороне которой обнаружилось ростовое зеркало, треснувшее там, где оно было привинчено к двери. Он расстегнул пояс и спустил брюки, а потом повернулся задом к зеркалу и, заранее готовя себя к тому, что может увидеть, приспустил трусы.

Он боялся, что увидит на ягодицах такие же следы от пальцев, какие ощущал на горле, но там ничего не было, кроме большого синяка сбоку – который, как он сообразил, появился, когда Понтер сбил его с ног, резко распахнув дверь и порвав цепочку.

Раскин схватил себя за ягодицу и оттянул её в сторону, пытаясь увидеть сфинктер. Он понятия не имел, чего ожидать – крови? – но не заметил ничего необычного.

Он не мог себе представить, что подобного рода контакт может не оставить следов, но похоже, что в данном случае всё было именно так. В сущности, насколько он мог судить, с его задней частью не произошло ничего необычного.

Озадаченный, он посеменил к унитазу, волоча за собой спущенные штаны и трусы. Встал перед ним, потянулся к пенису, поднял его, прицелился и…

Нет!

Нет, нет, нет!

Господи Иисусе, нет!

Раскин ощупал всё вокруг, наклонился, снова выпрямился и поковылял обратно к зеркалу для лучшего обзора.

Боже, Боже, Боже…

Он видел себя в зеркале, голубые глаза, округлённые в выражении абсолютного ужаса, отвисшую челюсть и…

Он приник к самому зеркалу, пытаясь получше рассмотреть мошонку. Её пересекала вертикальная черта, которая выглядела словно…

Возможно ли такое?

…словно сварной шов.

Он снова принялся ощупывать, тыкать в обвисший, сморщенный мешочек, надеясь, что в первый раз он почему-то ошибся, не заметил…

Но тщетно.

Господи всемогущий, тщетно.