Люди

Раскин доковылял до раковины, опёрся на неё и испустил долгий пронзительный вой.

Его тестикулы исчезли.

Глава 40

Некоторое время Журард Селган молчал. Конечно, то, что Понтер ему сейчас рассказал, было абсолютно конфиденциально. Разговоры скульптора личности с его пациентом специальным образом кодируются. Селган даже и подумать не мог о том, чтобы пересказать кому-то то, что узнал от пациента, и никто не мог открыть архив алиби, ни скульптура личности, ни его пациента за период, помеченный как время терапевтического сеанса.

– Мы не берём правосудие в собственные руки, – наконец сказал Селган.

Понтер кивнул:

– Как я сказал в самом начале, я не горжусь тем, что совершил.

– Вы также сказали, – мягко напомнил Селган, – что совершили бы это снова, если бы пришлось.

– То, что он делал, было плохо, – сказал Понтер. – Гораздо хуже того, что я сделал с ним. – Он развёл руками, словно ища способ оправдать своё поведение. – Он насиловал женщин и собирался делать это и дальше. Но я положил этому конец. Не только потому, что он теперь знал, что я могу опознать его по запаху, а по той же причине, по которой мы всегда стерилизуем наших склонных к насилию самцов именно таким образом. Ведь мы не только предотвращаем распространение их генов. Путём удаления тестикул мы радикально снижаем уровень тестостерона, купируя их агрессивность.

– И вы решили, что если этого не сделаете вы, то не сделает никто? – спросил Селган.

– Именно! Ему бы всё сошло с рук! Мэре Воган считала, что имеет преимущество, что насильник не знал, с кем связывается, нападая на профессора генетики. Но она ошибалась. Он знал совершенно точно, с кем имеет дело. И он знал, что нужно сделать, чтобы его никогда не смогли осудить за это преступление.

– Так же, – тихо сказал Селган, – как вы знали, что вас никогда не осудят за его кастрацию.

Понтер ничего не ответил.

– Мэре знает об этом? Вы ей рассказали?

Понтер покачал головой.

– Почему нет?

– Почему нет? – повторил Понтер, поражённый вопросом. – Почему нет? Я совершил преступление – тяжкое преступление. Я не хотел вовлекать в него её; я не хочу, чтобы она была хоть как-то в этом замешана.

– И всё?

Понтер молча рассматривал рисунок древесных волокон, охватывающий весь периметр комнаты.

– Это всё? – не отступал Селган.

– Конечно, я не хотел ронять себя в её глазах, – ответил Понтер.

– На самом деле это могло возвысить вас в её глазах, – сказал Селган. – В конце концов, вы пошли на это ради неё, чтобы защитить её и других, подобных ей.

Но Понтер замотал головой:

– Нет. Нет, она рассердилась бы на меня. Разочаровалась бы во мне.

– Почему?