Конечно, я, прожив пять лет словно бродячий пес, знал, чего ждать от людей. Знал, что человек способен на подлость, обман, предательство. Знал, как и почему в нем появляется стремление к плохому, что и зачем толкает его на это. Я остро переживал даже мимолетное соприкосновение со страданием и злостью. Но не знал, что сделать при встрече со злом и как помочь тем, кто носит его в себе.
Лишь знал, что на зло нельзя отвечать злом: на агрессию – агрессией, на несправедливость – местью, на обиду – ответной манипуляцией. Тем самым зло только плодится, становится клубком ядовитых змей, кусающих друг друга и заполоняющих все вокруг.
Я смотрел в зеркало на свое ухо и понимал: где-то я допустил ошибку. Этот мир сложнее и безжалостнее, чем мне казалось, когда я жил в деревне вдали от цивилизации. Сложнее даже того периода, когда надо мной висело страшное проклятье и я не мог говорить. Я снова должен был вливаться в современный, прогрессивный, быстроизменяющийся мир. В нем, казалось, для меня не было места, но я любыми усилиями должен был его найти.
Одним теплым весенним днем я встретился с давним другом Кириллом. Восемь лет назад мы вместе работали в одной компании, он был первым, кто увидел и ощутил на себе последствия злого рока.
– После того как ты убежал, в офисе начался такой кошмар, ты себе не представляешь!
Он явно был рад со мной встретиться и узнать, что со мной все хорошо. Ему не терпелось выяснить, куда я так внезапно пропал и что со мной происходило в последние годы.
– А что случилось-то? – удивился я. – Я и не слышал, вроде же только компы замкнуло.
– А вот и нет. На твоем рабочем месте, пока я бегал выключать рубильники, разразился пожар. Странным образом все, что ты написал, исчезло, даже из облака. Босс был очень злой, он подумал, что ты специально это все подстроил и сбежал. Поговаривали, что ты прихватил с собой разработки компании и собираешься их продать за границей – как еще можно было объяснить твое внезапное исчезновение? А после, когда связались с твоими родственниками, поняли, что ты действительно пропал и, возможно, с тобой случилось что-то ужасное.
Я кивнул в ответ.
– А где ты, собственно, пропадал? Не звонил, не писал. Что с тобой стряслось?
Я ждал этого вопроса. Конечно, настоящую историю я ему рассказывать не собирался – вряд ли бы он поверил. Подумал бы еще, что я насмехаюсь над ним. И я решил рассказать ему упрощенный вариант.
– У меня сдали нервы. Я много работал. К тому же Инна меня в тот же день бросила, с родителями поругался. Все как-то одно на другое… И я решил съездить в далекое село к старому знакомому. Заодно и прокатился по миру, прочистил мозги.
– Оно и заметно, ты как-то изменился, – подтвердил Кирилл.
Да и Кирилл изменился. Появились отчетливые морщины, слегка поседел, состриг длинные волосы, женился, в конце концов. Стал менее нервным и дерганым. Наверное, приобрел уверенность в себе, повысив статус. Кир пригласил зайти в бар. Я вдруг вспомнил приятный вкус холодного пива, манящее расслабление от алкоголя, уютную атмосферу бара.
– А тот бар наш любимый бар еще работает? – поинтересовался я, когда мы направились из парка, в котором встретились, к проспекту.
– А то! – подмигнул Кир. – Часто заходил туда и вспоминал о тебе.
Мы взяли по бокалу. Время за разговором летело быстро, оказалось, многое в мире поменялось. Мои надежды по-быстрому устроиться в прошлой сфере таяли на глазах – Кир рассказал, что на тех языках уже никто не программирует, мир стремительно бежал вперед.
Мы разгорячились. К нам присоединились какие-то друзья Кирилла. Мне подумалось, что это к лучшему: стало веселее, я почувствовал себя живым, общаясь в компании, как будто жизнь возвращалась. А, может, и вправду снова с головой окунуться в светскую жизнь? Веселиться, общаться, собираться компаниями, ходить в различные места, покупать флагманские вещицы. Как же мне не хватало такого легкого, яркого, ни к чему не обязывающего общения, как же я скучал по этому.
Бар закрылся, и мы решили все вместе перебраться в ночной клуб. Появились напитки покрепче, музыка погромче, движения поактивнее. Эмоции кипели, бурлили, выливались в радостном крике. Казалось, я был на седьмом небе от счастья.