– Все сложнее, чем я думал, – он почесал черную бороду. – Я внутренне молюсь каждую секунду, даже когда разговариваю с тобой. Это не молитва словами – это внутреннее состояние. Возможно, оно как-то воздействует и на твое расхлябанное, суетливое, болтливое, безостановочно горюющее, жалеющее себя. Тебе придется много поразмышлять над своей прошлой жизнью и найти то, что могло привести тебя сюда. А главное – понять для чего. И исполнить это.
И с того времени я каждый день стал бывать в деревянном, простом снаружи, но не простом внутри храме. Я напитывался энергией, я сливался с ней, пытался понять, что это за энергия и откуда она берется. Я снова подолгу молчал, но молчал не только телом. Молчали и мои мысли, и мои чувства, и все мои желания. Это были самые лучшие моменты в моей жизни, моменты абсолютного и истинного существования. Я ощущал, как приятно делается моему нутру – это был Храм моей Души. Каждый день я словно рождался заново, напитывался живительной влагой, возрастал, снова учился мыслить, чувствовать, желать. Но не просто, но в соответствии с той энергией, что нисходила на меня из-под купола.
Я был на всех службах. Три года жизни с Константином изменили меня. Не то чтобы я был полным негодяем или отвязным преступником, но был я среднестатистическим серым человеком, не прислушивающимся к своему внутреннему голосу, забывшим, а то вовсе и не знавшим о путеводной звезде моего сердца. Серость моя была от незнания, сердечной черствости, глухоты к своим настоящим желаниям и желаниям окружающих. Я упорно пытался себя запихнуть в то окружение, в ту работу, в те рамки социальной жизни, которые считаются нормой. Но дух мой противился, я сам внутренне, втайне от своего бодрствующего тела противился выбранной жизни. И столько было знаков, и столько было распутий, на которых я выбирал не тот путь… И сколько встреч, сколько знакомств, сколько сущностных событий я упустил за то время, что был увлечен выстраиванием «правильной» жизни!
Я помогал местным, проводил много времени с Алевтиной. Бродил по лесу, собирал грибы, ягоды, помогал по хозяйству Константину, следовал за ним во всем, также расчищал снег, косил траву, даже помогал строить дом, но никогда не ходил в дальние деревни и не виделся с посторонними.
В один из осенних дней я проснулся с какой-то необычайной легкостью. Я точно знал, что мне нужно делать. Встал. Тело было легким, от немощности, с которой я здесь оказался, не осталось и следа. За три года произошло настоящее чудесное преображение. Я отправился к Алевтине и совершенно не удивился, когда увидел, что она ждет меня возле калитки. Ее тело казалось дряхлым, но за его края изливалась жизненная сила, бабушка словно светилась. Ко мне подбежала Мурка и стала тереться о ногу, я подхватил ее на руки и погладил.
– Ты как раз вовремя, с
– Почему вы меня ждали?
Я уже совершенно не задумывался, висел ли надо мной злой рок и причинит ли он кому вред. И вовсе позабыл о нем. Внутреннее я был спокоен, испытывал благоговение перед всем миром и в частности перед этой странной старушкой с кошкой Муркой.
– Нужно, чтобы ты пошел к отцу Константину и передал ему, что я уже, пускай готовится. Через два часа может забирать мое тело.
Я как-то похолодел. Не ожидал от старушки таких слов. Да и никогда не слышал, чтобы она называла Константина еще как-то, кроме как Костя.
– Чего пугаешься? – грозно спросила она. – Ничего страшного в этом нет. Пришел мой час, больше на этой земле нет повода мне быть. И о Мурке моей позаботься. Старая она уже стала. Скоро за мной пойдет.
Я кивнул.
– Помощь нужна какая?
– В этом деле человек точно не поможет, – старушка засмеялась, махнула мне рукой, развернулась и неспешно пошла в дом.
Я опустил Мурку на землю и пошел обратно. Кошка побежала следом.
Через два часа мы с Константином нашли старушку с легкой улыбкой, мирно уснувшую навсегда на своей кровати.
Мурка прожила со мной всю зиму, а ранней весной отправилась за своей хозяйкой Алевтиной. Мы со всеми почестями похоронили кошку. А на следующее утро я снова проснулся с ощущением знания, что именно мне нужно сделать. Я сразу отправился к Константину. Уверенность возросла во мне сразу, как только я увидел его. С этим человеком я могу уже спокойно разговаривать, не опасаясь, что буду выглядеть глупо или недостойно. Мы много прожили бок о бок, и я ощущал, что вот-вот произойдет что-то важное. Мы пожелали друг другу доброго утра.
– Помнится, ты говорил, что у тебя есть телефон. Могу ли я позвонить с него?
– Конечно, – кивнул он, смахивая метлой ночной снег со ступенек у своего дома. – Заходи, он там, на кухне. Звони.
Я разулся и зашел. Я вдруг вспомнил тот первый раз, когда я переступил этот порог, тогда это место мне показалось раем. Оно и сейчас имело мягкую, уютную, домашнюю атмосферу. Каждое помещение пропитывается своим человеком. И этот дом абсолютно принадлежал отцу Константину.