Люди

Я хоть и отдохнул, но с кровати поднялся с трудом – мышцы ослабли так, что еле держали мое тело. Я сел. И заметил на себе простую, старую, но чистую одежду. Я снова порадовался – быть в чистоте и уюте казалось сейчас для меня наивысшим счастьем. Я поднялся на ноги, от чего потемнело в глазах, и я слегка пошатнулся, хватаясь за деревянную стену. С немалым трудом я вышел на улицу, толкнул дверцу, закрывающую от меня белый свет.

Я оказался во дворе, в центре которого стоял высокий стройный мужчина средних лет в свободной светлой одежде и сыпал пушистым курочкам зерно. После он наклонился и погладил каждую из них. Солнце только вставало, и я повернул голову вправо, к рассвету, и увидел, как красноватое солнце освещает силуэт маленькой церкви. С моего положения виделось, что крест на куполе необычайным образом попадал прямо на солнечный диск. Вдруг стало так ярко, что я прикрыл глаза, но все равно будто видел ослепительный свет, исходящий не то от солнца, не то от самого креста.

– О, ты уже проснулся, – услышал я мягкий сильный голос. Я открыл глаза, передо мной, сияя улыбкой, стоял тот самый мужчина, который кормил кур. – Тебе нужно поесть, пойдем, – он кивнул в сторону соседнего небольшого домика, и мы пошли. Он – легко и энергично, я – чуть волоча свое тело.

Мы зашли в светлый, вкусно пахнущий древесиной дом.

– Здесь я живу, – пояснил он, – извини, не представился, – сказал он, выставляя на стол миски с овощным супом и простыми ржаными лепешками. – Я настоятель церкви, которую ты видел, отец Константин. Для тебя можно просто Константин. А тебя как звать?

Я поднял на него глаза, покачал головой. Ну не мог я заговорить с этим человеком, не мог я доставить ему горе.

– Немой?

Я снова отрицательно покачал головой. Мы сели за стол. Я дрожащей рукой взял ложку и стал есть. Суп не лез в горло. Он был невероятно вкусный после протухших объедков, но, видимо, за бесчисленные дни голоданий мой организм отвык принимать пищу.

– Не спеши. Тебе нужно принимать пищу по чуть-чуть. Думаю, для первого раза тебе хватит и нескольких ложек. Через пару часов мы можем повторить.

Этот мужчина был так добр ко мне и так нежен был его голос, что на мои глаза навернулись слезы. Несколько из них скатилось по щекам и носу и упали прямо в суп. Он не утешал меня и не останавливал. Я съел еще одну ложку и почувствовал, что больше не могу. Поднял на него глаза, он все понял, убрал миски со стола, предложил выйти на улицу. Сам он тоже не доел.

– Давай пройдемся к церкви, покажу, как у нас там. Ты был когда-нибудь в церквях?

Я отрицательно покачал головой. Мы приблизились к простому деревянному строению, оно совершенно не было похоже на те огромные, богатые и сверкающие золотом храмы, что часто встречались в городе.

– Скромно, – будто прочитав мои мысли, сказал Константин, – но роскошь не признак присутствия бога.

Мы вошли внутрь, он перекрестился трижды, деревянный пол чуть поскрипывал. Пахло ладаном и воском, через окна пробивался яркий солнечный свет и полосами ложился на пол. Это было скромное продолговатое помещение с небольшим алтарем и парой-тройкой икон.

– Иконы принесли жители соседних деревень – отдали свои, когда церковь только построили. Потому их так мало.

Но, несмотря на скромность внутреннего интерьера, я что-то почувствовал здесь. И это было нечто такое, что вряд ли бы я ощутил среди многочисленных прихожан, среди ликов, смотрящих с икон, золота, камня, света; это что-то, что я никогда не чувствовал ни в одиночестве, ни с друзьями, ни на природе, ни в городе. Церковь молчала вместе со мной. И мы словно слились в этом молчании. И молчание одновременно и звенело какими-то неуловимо высокими нотами, и обволакивало густотой. Это молчание что-то говорило, но я не мог расслышать что.

В глубокой задумчивости я вышел из церкви во двор. Константин что-то усердно вскапывал на небольшом участке. Но он казался мне призраком, не касающимся моей жизни, я всецело был поглощен собой, своими чувствами, я плавал в своих мыслях и тщетно пытался разобраться в том, что на миг мне почудилось. Я не заметил, как он разогнулся, отер пот со лба и пристально смотрел на меня, пока я делал неуверенные шаги по двору. Он оставил свое дело и подошел ко мне.

– Вижу, не по своей воле ты молчишь.

Я поднял на него глаза. Встретив его светлый взгляд, пожал плечами.

– Мне ты можешь сказать.

Я покачал головой, собираясь уйти, но он придержал меня за руку. Я вздрогнул – давно человек не касался меня. И его прикосновение показалось мне очень сильным, быть может, оттого, что я сам был слаб. Быть может, он просто и есть сильный человек.

– Я видел и не таких, как ты, и горе у них было больше, и проклинали они себя больше, и несли большую ношу. От самопроклятий нет добра, и нет смысла, и нет пользы миру. Почему ты гонишь себя?

Я молчал, глядя ему в лицо. Оно было мягким и добрым, но голос, лившийся откуда-то из недр, звучал властно и сильно, будто не было сомнений в этом человеке, спасшем меня.