Люди долга и отваги. Книга вторая

— Да кто разберет, много клиентов к нам ходит, мы же в самом центре. Помню только, молодая была и из себя симпатичная, глаза такие большие, а ресницы накрашенные. И еще по-русски чисто говорила, я подумала: приезжая, с Севера, наверно.

— А паспорт у этой симпатичной вы хорошо проверили?

— А как его проверишь? Я же не милиция. — Женщина перешла в наступление. — Фотокарточка на месте, прописка в порядке. Я и выдала деньги… А что теперь будет? — задала она мучивший ее вопрос.

— Это не мы решаем, — ответил Вержбицкий. — Во всяком случае, впредь вы будьте внимательнее, когда деньги выдаете.

Оперативники допросили и других сотрудников, однако ничего существенно нового не узнали.

— Попытаем счастья в Страшенах и Флорештах, — сказал своему коллеге майор, — авось там получше запомнили эту симпатичную, будь она неладна.

Страшенские и флорештские связисты словно сговорились и повторяли одно и то же: код правильный, качество передачи высокое, особых примет у получательницы никто не заметил, но все сходились на том, что она была хороша собой и очень вежлива.

Вечерним рейсом автобуса они возвращались из Флорешт. Вержбицкий взглянул на расстроенное лицо лейтенанта. Тот молчал, думая о чем-то своем. Автобус уже подъезжал к Кишиневу, когда Горовой сказал:

— Владимир Николаевич, так ведь можно искать эту молодую симпатичную до второго пришествия, а ее и след простыл. Умотала уже давно, ищи ветра в поле. Может, объявим всесоюзный розыск?

— Спокойнее, Леонид Кириллович, спокойнее, — отвечал Вержбицкий, впервые величая молодого человека по имени-отчеству. — Мы же только начали… А всесоюзный розыск объявить успеем. Это ведь немалых затрат стоит, подороже, чем фиктивные переводы. Да и кого, собственно, искать? Шуфлынину? А может, такой вообще нет, а если и есть, то к преступлению она никакого отношения не имеет.

— Кто его знает, Владимир Николаевич, а если имеет? — не сдавался лейтенант. — Возможно, она помнит, при каких обстоятельствах пропал у нее паспорт или еще что…

— Не торопитесь, лейтенант, мы еще не получили ответы на наши запросы. Подождем, что сообщат органы.

Он говорил спокойно и рассудительно. Первая неудача не обескуражила опытного следователя.

5.

На следующий день утром едва майор вошел в кабинет замначальника отдела, чтобы доложить о командировке, тот открыл папку и вытащил пачку сероватых бумажек. Вержбицкий узнал в них бланки извещений о переводах. Сердце екнуло.

— Полюбуйтесь, товарищ майор, — подполковник протянул ему пачку. — Это тоже липа. Пока вы ездили, еще из девяти районов поступили сообщения о фиктивных переводах. Правда, в двух — Котовске и Бендерах — они не истребованы, и теперь уже не истребуют. Не успели, судя по всему. Но и так достаточно нахапали. Триста умножить на десять — сколько будет? — Зам был явно не в духе и говорил так, словно он, Вержбицкий, был виноват в отправке этих самых переводов. — Замминистра несколько раз интересовался, — уже спокойнее продолжал он. — А что ему доложить? Пока нечего. Вот что, Владимир Николаевич, поезжайте-ка в эти районы, новые, пощупайте как следует, авось, что-то и засветится.

— Так были уже, — отвечал Вержбицкий, — ничего не засветилось.

— Вы были в трех отделениях связи, а тут еще девять прибавилось. Есть разница?

— Разница есть, только не качественная, а количественная. Боюсь, ничего нового мы не узнаем. По крайней мере, сейчас. Нет зацепки.

Подполковник развел руками:

— Что вы предлагаете? Не вижу конструктивного предложения.

Однако конструктивное предложение у следователя как раз было. Только он о своей задумке пока помалкивал. Была у него такая привычка: не выкладывать все начальству. Вдруг не получится — скажут, не послушался, вот и пеняй на себя.

— Есть одна версия… — неопределенно отвечал Вержбицкий. — Только сначала в Кишиневе отработать надо, а там видно будет.

Зам нахмурился.

— Отрабатывайте. Под вашу ответственность. Не выйдет — пеняйте на себя, товарищ майор.

Вержбицкий сидел за своим столом, задумчиво перебирая серенькие бланки. Все тот же аккуратный, даже слишком, почерк, четкие округлые буквы. «Надо же, — усмехнулся он, — чтобы именно двенадцать этих проклятых переводов пришло, а еще говорят, что двенадцать — счастливое число. И почему все-таки в Кишинев, где десятки отделений связи, не поступило ни одного?»

Он снова и снова вглядывался в невзрачные бумажки, словно пытаясь постичь окружающую их тайну. За этим занятием и застал его Горовой.

— Что, лейтенант, невеселый?

— Полковник жмет, не очень, правда, но все же…

— И на меня начальство нажимает. И правильно, между прочим, делает. Время идет, а мы на месте топчемся… Как вы думаете, почему в Кишинев не поступило ни одной телеграммы? А ведь в столице несколько десятков отделений связи. И «урожай» собирать куда проще: не надо по районам мотаться, обошел двенадцать отделений — и 3600 рэ в кармане.

— Видимо, опасался собирать в Кишиневе «урожай» преступник. Простая логика подсказывает — возможно, здесь его знают.