С иной стороны, если противник, пусть и потенциальный врывается в землю, ставит частоколы, то, вероятней всего, по этому направлению наступать не будет. Цель подобного фронта — сохранять стабильность. Если удар будет, то его нанесут в ином месте — но вот в каком?.. Вероятно, деревни укрепляли по всей границе, но то ли не собирались наступать нигде, то ли где-то стены строились для отвода глаз. Это и должна была выяснить монастырская разведка.
Вспомнились мои вчерашние слова про нехватку сил и несимметричный охват.
Вдруг я подумал, что уже сегодня вечером новый фактор в виде укрепленной линии будет учтен в штабной игре. Будет сделан иной ход, а иные люди, за лесами и реками ответят еще как-то.
И может их борьба сойдет к ничье, без потерь с обеих сторон. Я не говорю про потерянное время и сожженные свечи — я говорю про жизни человеческие.
За время пути мы не обмолвились с монахами ни словом — мы были незнакомы и говорить нам было не о чем.
Да и они почти не беседовали меж собой. Вероятно, их задачи были очерчены еще в монастыре и, достигнув определенного перекрестка, очередная пара салютовала и исчезала в тумане.
Проехав миль двадцать, мы расстались с последней парой и продолжили путь вдвоем.
В Хотии
К вечеру горизонт чем-то подернуло — то ли невысокими горами, то ли низкими облаками.
Пришла ночь. Месяц был молодым, и звезды выпали густо, будто снег. Но хоть они светили ярко, света давали мало, и от этого чернота неба казалась еще глубже, темнота еще гуще, еще зловещей. Ночь была самая ведьмовская — в такой темноте ведьмам сподручней возвращаться с шабашей. Хотелось закрыться от этой тьмы за дверьми, за ставнями, жечь лучину, жаться к теплу и к себе подобным.
Но тут поползли облака, будто пена на волнах моря, замутила гладь неба, утопила хрупкий кораблик луны.
Странно, но Ади остался безразличен ко мраку. И мне не оставалось ничего, кроме как следовать его примеру.
Мы поужинали и легли отдыхать. Костер тушить не стали, и он догорал сам по себе. Но сон не шел.
— Ади… — прошептал я тихо, чтоб в случае чего не разбудить его.
Но он не спал:
— Чего тебе?..
— Ты ведь женат?..
— Угу…
Но об этом я знал и так, посему переспросил иначе:
— А почему женился?..
Он ответил мгновенно:
— Во-первых, я ее люблю…
— А во-вторых?
— А во-вторых, тебе разве мало «во-первых»?
— А кто она?
— Ecco femima. Женщина.
— Она красива?
— Ну нельзя сказать, что она красива… Она прекрасна.
— Чем же?
— Видишь ли… Когда мы познакомились, она была на сносях. Я раньше и не подозревал, что можно быть такой красивой, будучи беременной.
— Тебе нравятся беременные?
— Не в этом дело. Обычно, когда женщина беременная, она несет плод как бремя или как награду… Или украшение. Но нести достойно… Когда я увидел ее, я подумал — это женщина. Она была женщиной до, она будет ей после родов, но, когда она беременна — она в первую очередь женщина. И плод — это часть ее, ибо от мужчины тут такая малость…
— Но если она была беременна, значит… Был и отец…
— Я понял твой намек, твою паузу. Да, она была замужем… Ее мужем был человек довольно лихой, не дурак, неплохой боец. В иной день ты съедал таких как он на обед — просто чтоб размять пальцы. Но по тем местам он был лих… Меж тем, он погиб бесславно — мятежники напали на пост, часть покойника бросили в ответ. Бой был ночным — утром его нашли с распанаханным горлом. Убили его, вероятно саблей, в то время как повстанцы были вооружены в лучшем случае глефами. Короче, кто-то свой его положил по ошибке…
— А ты?..
— А я в этом рейде не участвовала, — отрезал Ади. — Во-первых, я нелинейный боец. А во-вторых, гражданская война — не моя специфика… В общем, когда она узнала о смерти мужа она пошатнулась, но устояла. Удержала и плод… Я стоял рядом и обнял ее — вроде как поддержать. Я обнял и подумал, что никогда ее не отпущу.
Он замолчал что-то вспоминая. Может он отел мне еще что-то сказать, но не успел. Я задал ему новый опрос.
— А если бы он не умер?
— Умер бы. Я знал, что они не проживут вместе — так или иначе. На его руке была татуировка…
— Татуировка?.. И после этого ты говоришь, что за горами живут не варвары.
Ади тихонько хохотнул, но продолжил:
— Там были имена его и Луры…
— Ну и что?
— А то, что, что мою жену зовут иначе!.. Трудно любить человека, который каждый день напоминает, что у него был другая.
— И что ему делать? Отрезать руку? Вывести тату?.. Так шрамы останутся…
— Надо не делать такие татуировки!
Последнюю фразу Ади почти крикнул, и где-то вверху вспорхнула разбуженная птица.
— А чужой ребенок?..
— Чужой ребенок это тот, кто живет за двести верст, и которого ты ни разу не видел. А этот живет в моем доме, ест мой хлеб и зовет меня отцом — какой же он чужой?.. И с женой так же: Я ее муж, Она — моя жена. Взаимная принадлежность и ответственность. И я хочу быть ответственным за нее.
Я пожал плечами — в темноте мой жест остался незамеченным. Но я все же высказался:
— И все же странно…
— И чего тут странного-то?
— Странно, что ты так выбрал жену.
— Скажи мне, а как их надобно выбирать? Ты ведь сам еще себе жену не выбрал?..
— Нет, не выбрал, — согласился я.