Но, может, пока, довольно о ней?
В мире и без того много чудесных вещей.
-
— Ади?..
— А?
— Откуда ты знаешь эту песню.
— Был у меня знакомый. Вместе пару дел обстряпывали. Он эту песню любил… Ну а я от него, стало быть, набрался.
— А как его звали?
— Уже не помню. Да и не важно это уже. Он погиб года два назад…
Я кивнул. Действительно — имя было совершенно ненужным, особенно, после того как он погиб.
Важна была песня.
Это было вроде гимна нашего барака. И, может статься, тот покойный, который когда-то рухнул вниз там, где устоял Ади, был из моего кадетского корпуса, может он жил когда-то в моем бараке, а, может быть, он учился в одном взводе со мной.
Может, он даже сидел за одной со мной партой. Хотя нет, мой приятель по корпусу, Эрно Икс, погиб через год после выпуска на каком-то второстепенном плацдарме…
Но так ли важен Эрно? Особенно после того, как он погиб?
Нет, песня была важней.
Ее пели каждую субботу — глубоко ночью, почти в воскресенье, когда все уже были пьяны в дым, а бутылки — выжаты досуха.
Это был гимн — но совсем не помпезный, не бравурный, какими обыкновенно бывают гимны. Он был негромким, печальным, тягучим как судьба солдата и часто из других бараков, те, кому мы мешали спать, кричали: «Кого поминаем?»
Мы поминали себя, поминали день прошедший, еще одну неделю — кто знает, сколько их еще осталось.
Нам было печально — но не потому, что все уже выпито, и еще час-другой и в нашу голову вползет похмелье.
А еще пройдет немного времени, оно уйдет, пройдут и дни отдыха, и опять начнется муштра, учеба…
Потом служба, и, конечно, война. Ведь не для мира, не для парадов нас готовили?
И действительно — началась война, и лейтенанты сгорали как свечи.
Кто-то погиб в первый день войны, уверенный, что попал в простой пограничный конфликт. Кого-то сшибли с седла во время генеральной ордалии. Лейтенанты умирали бесславно от дизентерии, топили себя и свои бандеры в болотах. Пропадали без вести, без видимых причин.
Насколько я знал, из моего выпуска в живых осталось шестеро, включая меня. Один из них потерял руку при форсировании реки с труднозапоминающимся названием, и был демобилизован.
Четверо продолжало носить погоны разных государств и оружие.
Кто из нас станет генералом?
-
На нашем пути стала появляться еда.
Кобольды оставляли нам мох, корни, в грубых мисках ползали какие-то слизняки, улитки без панциря. Выползти из мисок они не могли, потому что края посуды были смазаны какой-то дрянью, и слизняки соскальзывали обратно на дно.
— Как ты думаешь, это можно есть?
— А как ты думаешь, у нас есть выбор?..
Корни напоминали по вкусу редьку, и были тверды как молодые ветви деревьев, мох же был с привкусом плесени.
— Интересно… — сказал я. — Интересно, а отчего они стали нас подкармливать.
— У меня есть одна идея, но она тебе не понравится.
— Валяй, говори уже…
— Они испугались твоего пения. Ты уж прости, Дже, но голос у тебя отвратительный…
Мы оба засмеялись — смех больше походил на кашель.
Конечно, шутка была не абы какого пошиба — Ади пел совсем не лучше меня.
И тут он тронул меня за рукав.
— Человек… — прошептал он… — Гляди, человек!
Я тихо освободил саблю. Могло статься, что это новая угроза. Конечно, спутать человека с напавшими на нас кобольдами, было бы сложно. Но, кто его знает — может, побитые позвали кузена побольше.
Но нет…
— Смотри… Это женщина…
Мы подошли поближе. Да что там женщина — это была девушка. Очень красивая, и вся белая будто молоко: белые одежды, светлые волосы. Бледное лицо.
Ади подошел и преклонил колено:
— Приглашаю Вас на танец, милая мадмуазель… — затем поднялся на ноги и добавил. — Красивая, демон его побери… Расскажи — никто не поверит. И ведь не заберешь с собой.
Я думал о том же — пред нами стояла статуя. Вода оседала на ней, и казалось — она плачет. Рукой я утер слезы: они были просто ледяные — даже через перчатку я почувствовал холод:
— Стекло… Вероятно горное стекло — хрусталь…
У подножья статуи лежали плошки вроде тех, которые попадались на нашем пути. В некоторые были насыпаны камни. Некоторые — просто красивые осколки породы, но было несколько полудрагоценных, ну и, конечно, эльфья голубая руда.
Ади стал рядом со статей девушки:
— Ну как, похож?
— Просто не отличишь. — съязвил я, — Похож как троюродный дедушка на двоюродную бабушку.
— Дурак ты, Дже… Я не о том. Это ведь не человеческая статуя…
Я это уже заметил и сам — у девушки уши были чуть заостренны. Да и никогда я не думал, что человек сможет сотворить такую красоту в хрустале. Только во плоти.
— Эльф… Вот уж не думал, что эльфью статую можно найти в пещерах.
— Вот и я о чем… Вероятно, кобольды спутали нас с эльфами — что не говори, мы чем-то похожи. А эльфы для них, наверное, вроде богов…
— Отчего же они тогда богов в поезде убили? Или вот на нас набросились?
В ответ Ади пожал плечами.
Стена за статуей была испещрена надписями.
— Умеешь читать руны?
— Только некоторые идиомы. А ты?..
— Не этот диалект… Есть знакомые символы… Но не более…
Ади прошел воль стены, заглянул в соседний туннель, позвал меня:
— А ну-ка посвети… Бог мой… Да их тут…