— Через холопов-то и можно с воеводой списаться иль изустно связь держать!
— Так-то так, токмо каким путем на холопов выйти? — почесав бороду, спросил Сабанский.
— Другого пути не ведаю, как чрез караульных…
— Кто ж согласится! Убоятся изменников.
— Деньги любой страх развеют… Караульные у заплота меняются часто, а вот поговорил бы ты с Трифоном Татариновым, он ведь кум тебе.
— Тришка?! Не согласится — трусоват мужик. Однако и до денег весьма жаден… Подойду к нему, попытка — не пытка!
Тюремный дворский Трифон Татаринов сидел на лавке, навалившись спиной на острожную стену, и наблюдал, как арестанты рыли яму для отхожего места. Одного отхода не стало хватать на всех. По утрам сидельцы стояли в очередь, дабы справить нужду, иные, не утерпев, опрастывались в углу острога. Дабы весь двор не загадили сидельцы, и велел Трифон поставить рядом с прежним отходом новый.
Апрельское солнце порядком припекало, Трифон расстегнул кафтан, вышел за стену к караульным, напился из кадушки воды и опять вернулся на лавку.
К нему подошел Петр Сабанский.
— Дозволь присесть, кум.
— Садись, жалко, что ль!
— Трифон, а ты за свой живот не боишься? — с цепким прищуром неожиданно спросил Сабанский.
— А что мне бояться, я против мира и новой власти не иду, — мрачно ответил Татаринов.
— Ты не токмо не идешь против бунтовщиков, ты им служишь! А ты мыслишкой-то пораскинь, куманек, чем для тебя сие может кончиться!
— Мое дело телячье… Я свою службу несу! А то, что вы наверху перецапались, меня не касаемо.
— Ишо как касаемо! Ты ведь государю Алексею Михайловичу присягал? Присягал! А идешь с изменниками заодно. Сия власть изменная, а посему временная! Все бунтовщикам пред государем ответ держать придется!
— Че те надо, че ты ко мне прилип!
— Я те по-родственному советую: держись от бунтовщиков подальше!
— Вы вон не согласились — и ноне тут, а я на воле!
— Сегодня на воле, а завтра можем местами поменяться, государь измены не простит.
— А мир градской вас за изменников почитает и тоже на государя шлется!
— Я тя предупредил, кто не с государевым воеводой Осипом Иванычем, все ответят! А за тебя, коли нам поможешь, слово замолвим, и наказания государева минуешь!
Трифон вскинул брови и спросил:
— Ну и какова помощь потребна?
— Помоги снестись с воеводой Осипом Иванычем, — перешел на шепот Сабанский.
— Нет, нет, нет! — замахал руками Трифон. — Мне моя шкура дороже! Хочешь, чтоб меня на козле растянули! Ведаешь, что воеводский дом под охраной…
— Ежели по уму сделаешь, никто не узнает! А я в долгу не останусь, денег моих бунтовщикам не достать. За каждую весть от воеводы по полтине получить сможешь…
— Как же я свяжусь с воеводой, в дом-то к нему не войти!
— Я те плачу, ты думай! Говорят, холопы его из дома ходят за провиантом да за водой, караульных кого купи, ежели что… Седни жена харч принесет, скажу, чтоб рубль тебе отдала, а далее за каждое письмо от воеводы или к нему по полтине будешь получать…
Тихон почесал затылок и недовольно выдохнул:
— Ладно, погляжу…
Глава 28
— Макар, да ты спробуй, спробуй пирога-то рыбного, который день почти ничего не ешь! Так ить и живота лишиться можно! — увещевал своего постояльца, кузнецкого подьячего Макара Колмогорца, конный казак Яков Кусков.
— У вас в Томском не от голода, но от бунтовщиков живота скорее лишишься! Чего удумали: отказать государем поставленному воеводе! — сокрушенно покачал лысой головой Макар. — Мало того, и от меня домогаются, дабы пристал к ним! Однако сего не будет! Я государю и Осипу Ивановичу не изменю!
Макар пристукнул кулаком по столу:
— А главные поноровщики — воеводишка Бунаков, дьяк Патрикеев да Федька Пущин! Пристали к подлому люду, к смутьянам, да по их воле творят измену!
Яков согласно покивал головой:
— Так-так…. Больше других народ мутят братья Мухосраны, особливо Васька, гаденыш! Беглый, он есть беглый, сколь волка ни корми, всё в лес смотрит…
— Он же казак, — сказал Макар.
— В казаки поверстали. А так-то он беглый от тягла мужик с Вологодчины…
— Яков, опасаюсь за соболью казну, не успел Осипу Ивановичу сдать кузнецких соболей-от… Как бы их бунтовщики не пограбили! Вечор Родьку Качалова до нитки обобрали. Схоронить бы где…
Со двора раздался громкий стук в ворота двора и следом яростный лай цепного пса.
Яков поднялся, глянул в окно и встревоженно воскликнул:
— Беда, Макар! Смутьяны пожаловали! Человек с десять, с ними Давыдко, денщик Илейки Бунакова…
— За мной пожаловали, воры! Укрыться бы мне, Яков… — спешно надевая дорогильный червчатый кафтан, сказал Макар. — Скажешь, что уехал….
— Спускайся в голбец! Я пойду ворота открывать…
Но открыть ворота он не успел. Казак Степан Кожевников по прозванию Бурундук перелез через заплот, открыл калитку, и во двор вбежали казаки с кольями и ослопами в руках.
— Где Макарка? — схватил за грудки Якова Бурундук. — Супротивника миру пригрел!.. Пред кругом он ответ держать будет!
— Уехал он, с утра уехал… Куда, не ведаю.
— Врешь, падла! — перетянул Якова ослопом по спине Игнат Петлин. — Видел я, как с полчаса тому по двору он лазил. Здесь он, братцы!
Игнат Петлин был соседом. Кускова.