Люди государевы

— Отдай, не то уронишь! — вырвал из рук Качалова пищаль казак Иван Тарский.

— Ты в кого грозился пальнуть, свиная харя! — схватил за грудки Родиона Логин Сургуцкой.

— Не ведал, кто снаружи, думал тати ночные… Пошто на ночь глядя пожаловали?

— А пошто ты, х…р облезлый, к миру не явился и не повинился! Пошто к изменному воеводе Осипу пристал? — ткнул ему в бороду кулаком казак Бурундук Кожевников.

— Не в чем мне виниться! — вытирая окровавленные губы, процедил Качалов. — Воевода государем поставлен, я ему, а стало быть, государю верен… А с вором Подрезом заодно не был и не буду!..

— Ты, клоп вонючий, воевода Осип миру и государю изменил, а ты потатчик вору! Бей его, казаки! — крикнул Сургуцкой, выхватил у стоявшего рядом казака ослоп и перетянул им по спине Качалова. Казаки сбили Родиона на землю и стали остервенело пинать его ногами и бить ослопами. Он сжался в комок, защищая голову руками. Громко закричал от боли, но это не остановило казаков. «Забьют насмерть», — в страхе подумал он и закричал истошным голосом:

— Объявляю великое царственное слово и дело на воеводу Илюшку Бунакова и дьяка Бориса Патрикеева!

Казаки, как по команде, перестали его бить и вопросительно посмотрели друг на друга.

Слово и дело — не шутка, любой сыск останавливает.

— В чем твое слово? — недовольно спросил Сургуцкой.

— Про то не вам говорить буду! — морщась от боли, с трудом поднялся Качалов.

— За пристава пойдешь! — сказал Сургуцкой и повернулся к стоявшему рядом казаку Тарскому: — Иван, ты при коне, к тебе приставим до утра, закрой у себя в доме. Пищаль его себе оставь, она ему не пригодится боле.

Качалову связали руки за спиной, вывели со двора и водрузили верхом на коня. Тарский сел за его спиной и двинулся к своему дому, стоявшему на соседней улице в полуверсте от дома Качалова.

Подъехав к дому, он сдернул с коня Родиона и завел в избу. Жена еще не спала и недоуменно посмотрела на мужа.

— Подпол открой! — велел он ей. Когда жена подняла крышку лаза, подвел к нему Качалова и подтолкнул к лестнице, ведущей вниз. Качалов опустился на несколько ступенек и попросил:

— Руки развяжи…

— Обойдешься! — усмехнулся Тарский и толкнул его ногой в спину. Качалов мешком полетел вниз.

Когда Тарский с Качаловым скрылись из виду, Логин Сургуцкой закричал:

— Казаки! Пошли в дом, ищите поклепные на мир письма. И делите меж собой награбленное изменником!

Когда казаки ввалились в дом, их встретила воплями жена Родиона, Степанида:

— Ироды-ы! За что мужа увечили, разбойники? Куда подевали?

— Заткнись, не лайся! Родька твой изменник и за то ответит перед миром! Показывай бумаги, какие есть!

— Ничего я вам не покажу. Подите прочь!

— Замолчи, сука! — оттолкнул ее Сургуцкой и направился в угол к большому, обитому полосами раскрашенной жести сундуку. Поднял тяжелую крышку, выкинул под ноги казакам две собольи шапки и постав камки:

— Разбирайте!

— Тати, грабители! Не отдам! — завизжала Степанида и повисла на шее у Сургуцкого. Тот скинул ее резким движением и ударил кулаком в лицо.

— Люди добрые, убива-ают! — заголосила Степанида.

Тут же громко завыли малолетние дети, до этого молча поглядывавшие с полатей. Выскочила из-за бархатной занавеси, отделявший бабий кут, свояченица, кинулась к Сургуцкому и закричала:

— Оставьте, христа ради! Побойтесь Бога! Вы не мужики, коль только можете с бабами воевать!

Бурундук Кожевников перехватил ее, плотно прижав к себе за талию.

— Ишь, справная!.. А ну-ка, пойдем в сени, узнаешь, мужики мы аль нет! — Он потащил ее за порог.

Девка неожиданно вцепилась ногтями ему в лицо и располосовала в кровь щеку.

— Ах ты, бл…дь! — разъярился Бурундук, намотал волосы на кулак и потащил девку за порог. Та, визжа от боли, вцепилась обеими руками в дверную скобу-ручку. Бурундук сорвал с нее нательный крест с изумрудными камешками, сунул его за пазуху и ударил девку кулаком под дых. Она разжала пальцы, он выволок ее в сени и завалил на пол…

А Сургуцкой тем временем продолжал выбрасывать из сундука содержимое, а казаки разбирали кто отрез сукна аглинского, кто кафтан новый, кто шаль, кто рубашку либо штаны… Другие сорвали со стены завеси китайского шелка, ковер калмыцкий. Делили связку соболей.

— Где бумаги? — дойдя до дна сундука, схватил Логин хозяйку за волосы.

— Не ведаю, какие бумаги ищешь!..

— Всё ты ведаешь, сучка!

Он подошел к кровати, скинул на пол подушки, достал подголовник, поднял крышку и вытащил из левого отделения сверток бумажных листков, перевязанных шерстяной ниткой. Сорвал нитку и стал просматривать листки на столе у свечей.

— Вот она! — радостно воскликнул он, поднося лист ближе к горящим свечам. Это была его, Логина Сургуцкого, заемная кабала на пятнадцать рублей, почитай, закабалил Родька на два годовых жалованья. Теперь пусть попробует возвернуть! Он сунул бумагу за пазуху. Туда же отправил горсть перстней и колец с каменьями, извлеченных со дна подголовника.

— Логин, это что за бумаги? — спросил Кузьма Мухосран.