Люди государевы

— Я пойду! — протиснулся к столу казак Логин Сургутсков. — У меня с ним свои счеты! Казаки, кто со мной, на выход!

— Я же к Тупальскому наведаюсь, честь окажу! — усмехнулся Федор Пущин.

— А мне с Макаркой Колмогорцем поквитаться надо… — зло сказал Бурундук Кожевников, тронув опухший нос.

Глава 25

— Вор Васька Былин повинился! Мы же правду мирскую до государя доведем! О всех своих нужах и непотребствах первого воеводы извещайте в съезжую либо мне лично, о том в челобитной государю всё будет писано! С сего дня съезжая будет в доме казака Халдея Девятого, ибо воевода ночью скрал городскую печать из государевой съезжей избы, чем истинное лицо изменника государю явил… — сказал Бунаков.

— Забрать у него печать с боем! В Ушайку его! — закричал Васька Мухосран.

— Как вчера приговорили, делать все с воли государевой, так и будем дела вершить! — остановил горячие головы Бунаков. — Ко двору воеводскому приставлен крепкий караул, и боле воевода никуда не выйдет со двора своего… А дабы государь чаял волю всего мира томского, челобитные надобно написать порознь и послать государю и от служилых людей, и от посадских, и от ясашных, и от крестьян пашенных!..

— Верно! Так!.. Пусть государь накажет воров воеводских!

В трапезной разговор о челобитных продолжился.

— Времени-то много уйдет на челобитье ясашных людей, пока все волости объедешь да подписи соберешь, — сказал Федор Пущин, обращаясь к Бунакову и Патрикееву. — Как бы кто не опередил нас с известием государю о делах наших да ложно ему о тех делах не поведал…

— Челобитная от ясашных непременно нужна, ибо у инородцев на князя Осипа не один зуб имеется, — сказал дьяк Патрикеев. — За иными князцами гонцов пошлешь, к иным сам съездишь, в иных волостях толмач Иван Жадная-Брага один управится!

— А чтоб нас никто не опередил и Осип не мутил, глядеть накрепко, чтоб от него ни одна бумажка не ушла, чтоб он со своими советниками, кои на тюремном дворе, не стакався, никого к ним не пускать! Караульным о том строго наказать! На дорогах поставить заставы, и всех, кто без моей печати едет, задерживать и отправлять ко мне для расспросу! — сказал Бунаков и приказал своему денщику Семену Тарскому: — Скажешь подьячему Давыдову, чтобы указ по сим делам приготовил! А сейчас давайте составлять черновую челобитную от служилых людей…

Подьячий Тихон Мещеренин обмакнул гусиное перо в чернила и стал писать: «Царю государю Великому князю Алексею Михайловичу Всея Руси бьют челом холопи твои государевы из дальней твоей государевой вотчины из Сибири Томсково города дети боярские Федка Пущин, Мишка Ероцкой, Пересветко Тарканов, Семка Вознюков…» Тихон поднял голову, оглядел присутствующих и продолжил: «… и пеших казаков пятидесятники Ивашко Володимирец, Микитка Росторгуев, ИвашкоТолстой, Оска Филимонов, Фока Палтырев да десятники пеших и конных казаков Сенка Кожевников, Федька Лыков…»

— Непременно обо всех обидах вписать надо, кои нам учинил Оська, — воскликнул Васька Мухосран, — особо о тех делах, кои токмо государя касаемы. Он ведь, как и мы, на государевой службе, а государится!

— Написал я, что воевода Осип Щербатый государевым людям чинил обиды, — сказал Тихон Мещеренин, — сказывайте, какие обиды…

Глянув через плечо подьячего на лист бумаги, Федор Пущин сказал:

— Пиши: «Да он же, князь Осип, многих нашу братью служивых людей сажал за пристава и в тюрьму без вины, не против твоего государеву указу (т. е. не по указу — П.Б.), для своей бездельной корысти. И тою своей изгонею и привяскою многих нас, холопей твоих, зделал без животов…»

— О том, как калмыцкий торг на себя перевел, написать надо, — подсказал Бунаков.

— Верно, верно, — закивал Иван Володимирец, — издавна сами торговали у белых калмыков и коней и меха, а он все перенял со своими советниками: и китайскую камку, и рыбий зуб и иргизей…

— Напиши, как посылал Петьку Сабанского в Енисейский острог торговать своими дублеными кожами и тот покупал ему мягкую рухлядь, как Петька Копылов да Митька Вяткин на ясашных людей государевых подводах его, князь Осиповы, товары из киргизских земель вывозили, отчего ясачным людям была великая изгоня! — прокричал Васька Мухосран.

Федор Пущин кивнул и продолжал диктовать:

— «Да он же, князь Осип, отнял у нас, холопей твоих, колматцкие торги и торговал на собя. А нас, холопей твоих, с колматских торгов он, князь Осип, велел збивать советникам своим Петру да Тимофею Копыловым. А которые мы, холопи твои, почнем ему говорить, что-де не против государева указу делаешь, сам торгуешь, а нас, холопей государевых збиваешь с торгов, и он, князь Осип, за то многих нас, холопей твоих, служилых людей, бил батогами и кнутьем…»

— Непременно указать надобно, как промыслы служилых людей, кои мы многие годы пользовали, и бобровые, и пушные, и рыбные, отбил со своими советниками, особливо капканные промыслы на себя перевел, у ясашных лучшие меха забирает, отчего государевой казне убыток… — подсказал Иван Володимирец.