Люди государевы

— Да он же, сволочь, Макарке Колмогору, ушнику Осипову, всячески потакал! — зло воскликнул Васька Мухосран.

— Коли против миру пошел, Ваську Балахнина в тюрьму к остальным изменникам! — приказал Бунаков.

— Сделаем, Илья Микитович, сделаем! Завтра же скрутим! — обрадованно заверил Васька. — Весь дом перевернем!

— Коли деньги найдете, несите сюда! Пойдут в суму посольства, что к государю отправим, ибо городская казна пуста, а на отправление деньги нужны немалые… — сказал Бунаков.

И потом обратился к денщику Семену Тарскому:

— Таможенного голову Митрофанова отпусти, дабы дело на таможне не замерло.

…Во дворе Василия Балахнина столпотворение. Вместе с Василием Мухосраном и Семеном Тарским исполнить волю воеводы Бунакова пришли казаки Филипп Петлин, Аггей Пономарев, Степка Володимирец, Прошка Аргунов, Иван Попадейкин да Митька Антипин. Они только что перетряхнули весь дом и спустились с высокого крыльца, подталкивая в спину хозяина. Каждый поживился чем мог: Семен Тарский накинул на себя лазоревую однорядку Балахнина, у Петлина на плече висела пара связанных между собой желтых сафьяновых сапог, Прошка Аргунов перекинул через левую руку дорогой опашень…

Из угла двора от заплота рвался с цепи огромный лохматый пес, захлебывался в лае, то и дело в хрипе роняя на землю пену. Нежданно его лай перекрыл женский вой и визг. С крыльца сбежала Анна, жена Балахнина:

— Люди, помогите!.. Грабельщики весь живот скрали! Спасите, Христа ради!..

Она подбежала к Антипину, вцепилась в шубку, которую тот держал в руках.

— Отдай мою шубу, тать!.. Не по твоей бабе сей дорогой наряд! Рожей не вышла!..

А шубка Митьке весьма поглянулась: шита волоченым золотом да серебром по зеленому атласу, по низу кружево пущено, ценой рублев тридцать пять, не менее…

Он отпихнул Анну так, что она упала на землю. Залилась слезами.

— Ладно, Анна, ступай домой, пусть подавятся!.. За все воздастся им по заслугам! — сказал Василий Балахнин и обратился к Мухосрану: — Васька, те моя шапка не жмет?

Василий тронул суконный вишневый вершок шапки с собольей опушкой и ухмыльнулся:

— Не жмет! Будто приросла!

— Гляди, как бы ее вместе с головой снимать не пришлось!

— Ты поменьше пасть разевай! А не то я тебе скорее кочан снесу!.. — схватился Васька за рукоять сабли. Потом зло сплюнул сквозь зубы и толкнул Балахнина в спину:

— Пошел к тюрьме!

Глава 33

5-й день мая был Днем ангела царевны Ирины Михайловны. По сему случаю в Троицкой соборной церкви иеромонах Киприан служил торжественный молебен во здравие царской семьи. На обедне были попы всех церквей: Воскресенской — Пантелеймон Львов, духовник Патрикеева, Богоявленской — Меркурий Леонтьев, духовник Бунакова да Сидор Лазарев, духовник Щербатого, Благовещенской — Борис Сидоров, духовник Подреза и Спасской — Ипат. Упаси бог, пропустить такую обедню, не уважить государя. Можно и явку по государеву делу получить, несмотря на чин. Потому Киприан сколько мог оттягивал начало божественной литургии, видя отсутствие первых начальных людей: воеводы Ильи Бунакова и дьяка Бориса Патрикеева.

Их отсутствие заметил не один Киприан. Слева от аналоя в окружении пяти караульных казаков стоял князь Щербатый и, крестясь, предвкушал, как он подаст явку на своих врагов. Накануне в своем доме он намеревался подать сию явку, коли его не допустят воздать молитву во здравие царевны и государя.

Однако с утра пришли в дом караульные и велели готовиться к обедне.

Накануне в съезжей избе казаки во главе с Бунаковым, Патрикеевым и Пущиным долго спорили, как быть с арестантами и воеводой-изменником.

В конце концов решили Петра Сабанского с товарищи оставить в тюрьме, а Щербатого за крепким караулом допустить к обедне.

— «Избранной Богом от идолослужительного рода на просвещение языков, богомудрей и преславней невесте Христовой Ирине, благодарственное и хвалебное пение воспоем ти молитвенницы твои, святая и многострадальная великомученице Ирино. Ты же, имуще дерзновение ко Господу, от всяких нас бед и скорбей свободида зовем ти: Радуйся, Ирина, невеста Христова преславная», — протяжно полупропел-полупрочитал Киприан акафист святой великомученице Ирине и стал готовиться к раздаче прихожанам праздничной чаши.

В это время в храм вошли Илья Бунаков и Борис Патрикеев, перекрестились и стали протискиваться к амвону. У амвона дьяк плечом оттолкнул подьячего съезжей избы Кирилла Якимова, сына Попова, перекрестился и поклонился в пояс.

Кирилл недовольно пробормотал:

— Не пристало тебе, Борис Исакович, опаздывать, то государю неуважение!

— Не тебе, бездельнику, меня учить! Я в делах был городских!

— Ты, дубина, на кого пасть разинул? — вступился за хозяина его холоп Дмитрий Черкас.

— И тем паче честных людей в храме толкать не должно! — не унимался Кирилл Попов.

— Это ты-то честный?! Кто подьячего обманет, тот трех дней не проживет! Известно, подьячий и с мертвого за труды берет!..

— Да уж почестнее тебя буду! Я вином да табаком, как ты с шурином, втай не торгую!