Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам

— А потом, нас могло убить молнией. Мы могли заболеть. Нет — ему лишь бы повеселиться. И так всегда. Мне порой кажется, что он делает это нарочно. Нарочно выбешивает меня. То есть, знаешь, он весь такой веселенький, обходительный. А на самом деле только и думает, как бы тебя убить, все наследство себе оставить, а меня бросить. Сбылась его мечта — его родители мертвы.

«Мечта? Ты совсем слепая?»

— Наверняка он их и убил.

«Ты ведь была с ним в момент их смерти».

— А еще, знаешь, он не ест нарочно.

— Как это не ест? — спросила Элеон.

— Так это. Ты не замечала, что он почти не сидит с нами за столом?

«Может, потому что он не дома, а едет в город за очередной твоей шляпой!»

— И когда он отсутствует, я не чувствую, чтобы он ел. Потому что он не ест. А потом у него спрашиваешь: «Обедал ли ты?» А он: «Не помню». Я в него еду каждый раз, считай, пихаю. А он изображает из себя такого дурочка. Мол, не помню, не знаю. Потому что ему нравится видеть, как я бешусь. Только он мог придумать такой бред — не есть, чтобы меня побесить.

«Вообще, это придумала сейчас ты».

— Но, знаешь, что меня больше всего в нем бесит? Эта его мания всё контролировать, управлять людьми. Спросить у нас — да ни за что. Он сначала делает, а потом сообщает. Не женское это дело — думать. Мой отец такой же. Никогда не спрашивал, чего я хочу. Я была лишь хорошим товаром, который нужно выгодно продать. А какая там любовь? О чем вы? Ему не пришло бы в голову спросить меня о моем же женихе. А пока замуж не продана, я — его личная посудомойка. — Элеон загнула один палец. — Личная подносилка чая. — И второй палец. — И слово мне нельзя сказать, и, как бы я ни поступила, всегда я плохая. — И еще два пальца. — Зачем ты это делаешь? — спросила Ариадна вдруг.

— А, это. — Элеон опомнилась. — Вспомнила фразу, которую как-то прочла: «Рабы желают не свободы, а взять в руки кнут». Так. Почему-то вспомнилось.

Ариадна сощурилась, но тут услышала входную дверь. Девушка вскочила с места и с радостным криком: «Это Хаокин!» — кинулась к двери. Элеон тоже встала и пошла встречать брата. Если это, конечно, еще он. Это был Хаокин. Ариадна уже повалила его на пол.

— Ну поймала ты меня и что дальше? — улыбался он. — Прошлый раз тоже схватила и не знала, что делать с таким отличным мужчиной.

— Мужчина? Ха. Да и еще отличный? Насмешил. Какой-то худенький, неказистый мальчишечка, который какую-то травку курит. Фи. Кому нужен?

— Теб-е-е, — протянул он, а затем улыбнулся настолько влюбленной улыбкой, что Элеон не выдержала:

— Меня сейчас от вас стошнит, голубки.

— Назвать нас голубками, я умоляю! — Ариадна поднялась. — Какой из него герой-любовник? Во, вспомнила. Историю тебе расскажу, как он от меня сбежать пытался. Типа, знаешь, как бывает в романах. Когда парень не может быть вместе с девушкой и несет: «Дело не в тебе, а во мне», «Так будет лучше для нас обоих». Особенно нравится — «Это не то, о чем ты подумала». Мы минуты две с ним болтали, и он реально засунул в разговор все эти клишированные фразочки. Любовных романов начитался, да?

— Если ты знаешь, какие фразы использованы в клишированных любовных романах, вероятно, это ты их читала, — сказал Хаокин.

— Ха, ха, ха! — иронично произнесла Ариадна.

— На друзей вы не похожи, — сказала Элеон. — Они себя так не ведут. Вы друг другу нравитесь. Это же очевидно. К тому же, как я поняла, вы уже признавались друг к другу в симпатии. На поминках.

— Это тебе Хаокин сказал? Он, как всегда, всё переврал. Не «мы», а «он». И да, он уже за это извинился, и я его простила. Меня устраивает его использовать. Это прекрасно чувство, когда тебя любят и тобой восхищаются. Вот это мне нравиться, а не он. А у него самого, думаешь, лучше чувства? Да знаю, о чем он думает своим маленьким… умом. Кабель. Кто угодно мог быть на моем месте.

— Я? Кабель? — спросил Хаокин и приподнялся.

— А кто еще? Я, что ли? За время, как мы общаемся, ты был с тремя бабами.

— Это с кем это, интересно узнать?

— Ой, а ты их и не помнишь. И меня, наверное, забудешь сразу же. «Фи. Какая-то Ариадна. Да кто она мне? Да никто она мне». Те три бабы. Первую, что я к тебе подослала, вторую ты сам нашел в баре, с ней еще в обнимку лежал, и Юлька эта.

— Ну ты даешь. То есть мои бабы: это моя собутыльница, которую ты и прислала, девушка, которую я даже не помню, потому что был вообще в хлам, и Юля, с которой я просто общался?

— Ой, не надо мне твоих отмазок! Кабель, бабник.

— Ну да, ну да. Что еще придумаешь?

— Алкоголик.

Хаокин кивал головой.

— Преступник. Убийца. Грабитель. Вор. Наркоман. Трансвестит. Стриптизер. Фрик, — почти скороговоркой произнесла Ариадна.

— Извини, хотел уточнить: трансвестит и стриптизер — это два моих разных альтер-эго или это через дефис?

— Второе, — быстро ответила Ариадна.

— Спасибо, — рассмеялся Хаокин.

Ариадна ушла к столу.

— Не понимаю, как ты ее терпишь, — сказала Элеон. Хаокин встал. — Она же просто унижает тебя. Неужели и в моих отношениях было всё так же? Юджин каждый раз давал мне знать, что без него я ни на что неспособна и должна быть благодарна небесам за то, что он у меня есть.