Читаем Люди и измы. К истории авангарда полностью

Люди и измы. К истории авангарда

Был я <…> у двух русских художников – у Ларионова и Гончаровой <…>. Я – ученик ученика Ларионова. Есть такой художник Романович С. М. В 18‐м году я попал в его мастерскую в Воронеже. Он – ученик Ларионова и очень много рассказывал мне о Михаиле Федоровиче и Гончаровой. Таиров о них тоже много рассказывал, потому что они работали в Камерном театре. Когда в 30 г. я приехал в Париж, Таиров познакомил меня с Гончаровой и Ларионовым. Я тогда был совсем молодым человеком. Они меня водили по Парижу. Ларионов водил меня в «чрево Парижа», на базар. У меня были тогда небольшие деньжонки, и я хотел выпить там сидр. Но он взял у меня деньги и купил громадный букет красных гвоздик. Когда я воскликнул: «А как же сидр, на что же мы выпьем?» – он ответил мне: «Вы – художник, вот вам цветы, это гораздо интересней, чем пить сидр».

Года два тому назад я получил одно деловое письмо от Ларионова.

И вот я пошел к Ларионову. Дело в том, что на меня страшное впечатление произвели эти два старика. Живут они в этой квартире 44 года. Это две небольшие комнаты, заваленные книгами, папками, картинами, подрамниками, и между этих груд книг, картин такие тропиночки. Ларионов ходит с трудом, потому что правая часть тела у него парализована. И он ходит, опираясь на подрамники, продвигается к зеркалу. Он, по-видимому, иногда бреется. Очень большое зеркало в золотой раме. Но оно такое черное! Стекла не видно. Все зеркало в паутине. Только один кусочек внизу протерт. По-видимому, Михаил Федорович туда смотрится иногда.

Они совершенно без денег. Гончарова тоже совершенно больна. Она часто падает. У нее переломанные ручки, пальцы.

Но такие они симпатичные люди! Она еще пытается работать. У нее два полотна. Как она пишет – не знаю. Она пишет композицию на тему о советском «Спутнике». Это очень условная геометрическая вещь. Но то, что эта древняя старуха пишет, – это замечательно. Михаил Федорович не пишет[842].

Убедительнее всего о физическом и психологическом состоянии Гончаровой рассказывает ее собственное письмо. Оно адресовано старому другу Оресту Розенфельду и относится, судя по всему, к лету 1957 года. И твердый, отчетливый почерк, и, в еще большей степени, содержание письма говорят о том, что слабость и болезнь в этот период еще не были непоправимым препятствием для работы художницы, а главное – не разрушили ее творческий дух:

Дорогой Орюшка. Спасибо за твое письмо. Я тебе не писала все это время, так как чувствовала себя очень плохо, почти совсем не могла есть и катастрофично худела. <…> И у меня получилась перегрузка работы: предлагают выставку в Лондоне и в Америке. С деловой стороны отказаться было бы жаль, да и с художественной тоже. Кроме того, налаживается новый балетный театр с интересными для меня и Миши задачами. Но и выставки, и открытие театра не за горами – в течении зимы, весны, осени. И я уже принялась за работу. Но кроме того, есть и работа для себя, сборник стихов, кот<орые>, конечно, никогда не появятся в печати. Маленькая книжка по искусству, кот<орая>, вероятно, никогда не напишется, но кот<орая> все же очень загромождает голову <…>.

Ну, о здоровье мало что можно сказать хорошего. На днях у меня в один день было два припадка дурноты. <…> Мне 76 лет. Или я очень поумнела, или уж очень поглупела от старости и совсем не могу понять – почему совершенно как будто бы приличные люди совсем не догадываются, <…> к чему весь Божий мир покрывать какой-то сплошной бойней[843].

Письмо свидетельствует: несмотря на плохое самочувствие, Гончарова полна творческих планов и даже «уже принялась за работу».

Из всего сказанного, как мне кажется, можно заключить: в последние годы жизни Гончарова, несмотря на возраст и изнурительную болезнь, пережила настоящий творческий подъем, заставляющий говорить о ней как о человеке редкого мужества и художнике, достойно завершившем историю русского авангарда уже в рамках второй половины ХX века.

<p><strong>Список иллюстраций</strong></p>

1. Ларионов М. Ф. Волы на отдыхе. 1908. Холст, масло. 89,2 × 116. ГТГ. Инв. Ж-1660

2. Бурлюк Д. Д. Борзые. Фотография К. Буллы. ЦГАКФФД. Д-7938

3. Неизвестный художник. Карикатура на Д. Д. Бурлюка и экспонаты выставки «Звено» // Киевская мысль. 1908. № 50. С. 372

4. Ларионов М. Ф. Борзые. 1908. Холст, масло. 68 × 84,2. ГТГ. Инв. Ж-1814

5. Машков И. И. Натурщица у тумбы. 1908. Холст, масло. 156 × 80. © Русский музей, Санкт-Петербург. Инв. Ж-10069

6. Куприн А. В. Натурщица. 1908. Холст, масло. 105 × 63. Частное собрание

7. Ларионов М. Ф. Натурщица в мастерской. 1908. Холст, масло. 112 × 105. ГТГ. Инв. Ж-1696

8. Ларионов М. Ф. За работой в саду. Начало 1930‐х. Холст, масло. 85,5 × 85. ГТГ. Инв. Ж-1400

9. Малевич К. С. Весна – цветущий сад. 1928–1929. Холст, масло. 45 × 66. ГТГ. Инв. 10611

10. Ларионов М. Ф. Закат после дождя. 1908. Холст, масло. 69 × 85,5. ГТГ. Инв. 4376

11. Ларионов М. Ф. Зима. Времена года (новый примитив). 1912. Холст, масло. 100 × 122,3. ГТГ. Инв. 11950