Люди и измы. К истории авангарда

Одна картина на выставке 1956 года выделялась своими размерами: 101 × 73 см. Она была названа «Весна (Лучизм)» и датирована автором 1956 годом[827]. Видимо, Гончарова написала ее непосредственно перед выставкой, поскольку в предварительных списках эта работа не значится. Судить о живописном качестве полотна по черно-белой репродукции в каталоге (сегодняшнее местонахождение произведения нам неизвестно) достаточно трудно, но, вероятно, оно отличалось от рядовой продукции художницы последних лет. Весной 1957 года та же картина экспонировалась на выставке «Абстрактное искусство. Первые поколения (1910–1939)» в Сент-Этьене с любопытным комментарием в каталоге. Упомянув, что с 1914 года Гончарова работает в фигуративных формах, автор текста продолжает: «…но с недавних пор она с новым приливом молодости [avec une nouvelle jeunesse] пишет абстрактные картины»[828].

В октябре 1958 года на персональной выставке в парижском Обществе Сен-Жермен-де-Пре Гончарова неожиданно выступила с новыми произведениями («Пространство», «Голубое»), выполненными в духе геометрической абстракции. Эта так называемая «космическая серия», как неоднократно заявляла сама художница, была инспирирована запуском в Советском Союзе первого искусственного спутника Земли (октябрь 1957-го). Картины серии датируются в основном 1958 годом (на оборотах некоторых из них, в отличие от большинства работ Гончаровой, стоят авторские даты).

Космическую серию можно оценивать по-разному. После супрематизма Малевича или композиций Кандинского 1920‐х космос Гончаровой выглядит слишком конкретным, наивно-элементарным. Картины напоминают то карту звездного неба, то краски заката, то прочерченную в небе траекторию пролетевшего самолета. Но важно отметить, что для Гончаровой, в 1910‐х годах чуждой геометрической абстракции и далекой от идей космизма, создание серии явилось обращением к совершенно новым творческим задачам. Впервые в центре внимания художницы оказывается проблема пространства, и, хотя оно трактовано несколько буквально, ее решения выглядят неожиданными, стиль – новым и непривычным. В нем преобладает конструктивное начало – композиционная логика, четкость линейного контура, нематериальная прозрачность цвета.

Вероятно, для Гончаровой этот прорыв стал вдохновляющим фактором. Она, по-видимому, была довольна серией и постоянно включала ее в состав выставок. Некоторые работы выполнены в довольно крупном формате (120 × 60 см), и кисть художницы легко справляется с такими большими поверхностями. Еще одна показательная деталь: на некоторых полотнах космической серии Гончарова ставит полную подпись: N. Goncharova, а не инициалы N. G., как на большинстве поздних картин. Ее почерк выглядит уверенным и четким.

Если считать космическую серию хронологическим эталоном, то это, как ни странно, порождает новые вопросы. Дело в том, что практически в то же время Гончарова работала над большой группой картин в духе лучизма, стилизованными натюрмортами, декоративными композициями и панно с цветочными и другими мотивами. В том, что картины обеих групп выполнены одновременно, нет никаких сомнений: они написаны на одинаковых холстах со стандартным фирменным штампом[829], которые качеством, характером плетения и степенью старения и загрязнения резко отличаются от всех прочих холстов Гончаровой – они явно чище и «моложе».

Картины второй группы не составляют единой серии. На выставках они экспонировались с различными датировками – от 1910‐х до 1930‐х годов; в списке Лукановой датируются в довольно широком диапазоне: 1940‐е, 1940–1950‐е, 1950‐е, реже – 1930–1940‐е и 1930–1950‐е.

Следует подчеркнуть, что в качественном отношении картины второй группы сильно отличаются от рядовых натюрмортов художницы 1950‐х годов. Уходят бесформенность и банальность, возвращается стройность и ритмичность композиции, цветовая энергия. Гончарова, когда-то считавшая, что выражение «декоративная живопись» является тавтологией, возвращается к изначально свойственному ей декоративному стилю. Некоторые работы непосредственно перекликаются с картинами 1910‐х годов и, что немаловажно, не уступают им в качестве[830]. Ее теперешние «лучизмы», в отличие от ранних – многодельных, разработанных в деталях, – легки и стремительны. Несколько летящих штрихов и «осенний» колорит вызывают пейзажные ассоциации, хотя живопись, по существу, остается беспредметной. Художница возвращается и к брутальным кубизированным формам, набрасывая их энергичными движениями кисти.

Концепция, замысел опережают исполнение: времени остается все меньше, и Гончарова опять, как в начале 1910‐х, пишет очень быстро, часто оставляя незаписанный холст. Многие работы последнего периода остались незавершенными. Одна из поздних неоконченных работ – «Подсолнухи» – начата так уверенно и красиво, что ввела в заблуждение самых внимательных исследователей[831].