Люди и положения (сборник)

М а в р а. Насилу догнали, Стигнеюшка. Снег. Ноги у нас старые. Семеним, семеним, видим издали, ты взбежал к Селиверсту на станцию по лесенке. Думаем, как бы пробраться втихомолку, чтоб не увидели, а то не пустят к соколику. Шарфий вот подали, принесла тебе. Оберни шейку, не застудил бы горлышка. Помнишь, месяц у вдовы Скилидовой промаялся лихоманкой.

К о р т о м с к и й (грубо, делая вид, что их не знает). Куда, куда, побирушки? Кто вас пустил сюда? Здесь публика чистая, приличная. Не место вам тут, вшивым, нет вам сюда ходу.

Г у р и й. Не гони, сами пойдем, не станем страшить тебя. Только сделай милость, не хлещи ты винища этого окаянного. Как его имя богопротивное? Не выговорю. Вроде как бы по-нашему дом покинули до погибели.

М а в р а. Он-от, Гурьюшка, «доппель-кюммеля» не выговорит, Евстигнеюшка. Не выговорит «доппель-кюммеля».

Г у р и й. Все равно, как ни говори, до кикиморы договариваешься. Ты, неоклёмышь, что в толк возьми. Кабы ты был непьющий, кто тебе препона? Лакай, еже можешь вместити. Другое дело, которые пьющие. Те здоровья нежного, яко сосунки аль чада малые. Тем надо беречься.

К о р т о м с к и й (выталкивая их в шею). Вон, вон. Вам дай повадку, – весь дом изгадите. Знать вас не знаю, кто вы такие, околесной вашей слушать не хочу. (Незаметно берет от них пригоршню меди.)

Нищие уходят. Мавра утирая слезы, Гурий покачивая головой. Кортомский выходит на авансцену, останавливаясь за несколько шагов до уголка, где сидят Саша и Дюма. Он знает, что Дюма наблюдает его. Он пьян, рисуется и паясничает.