Люди и положения (сборник)

Г а л и н а   Г о р я ч е в а. Помешала, помешала. Чувствую, что помешала. Помешала твоим размышлениям. У тебя не то что на роже все твои мысли написаны, по всему парку разносится, что ты про себя под нос бормочешь.

А г а ф о н о в. О, как я тебя ненавижу, презренная, ничтожная.

Г а л и н а   Г о р я ч е в а. Потому что ты круглый дурак. Если бы ты был умнее да хоть раз меня заметил, обратил внимание, я бы ради тебя Алешке рога наставила, я бы тебя озолотила, я бы тебе волю вожделенную выстарала. А ты выше облака занесся, полубогом ходишь, вот и внакладе. Я пусть и плоха, да все же офицерская вдова как-никак, свободная дворянка, а ты хоть сорок раз талант и гений, что ты такое, в корне взять? Тля, плевок. Дворовый графов человек, холоп кабальный.

А г а ф о н о в. Доведешь ты меня до греха когда-нибудь – убью я тебя, дрянь бесстыжая, подлая чертовка.

Г а л и н а   Н а г и ш о в а <3 в е р е в а>. Ну не буду, не буду. Сейчас скажу, за каким я к тебе делом. У тебя от радости сердце в груди запрыгает. Ты, поди, думаешь, что я опять к тебе с этими костюмами.

А г а ф о н о в. Сколько раз повторять тебе? Я их выкуплю. Саша Ветхопещерников денег взаймы попросил. А я к тому времени свои раздал. Вот я костюмы, не отпираюсь, целый воз, из устаревшей пьесы, и заложил с намерением вернуть потом.

Г а л и н а   Н а г и ш о в а. Саша Ветхопещерников! Нечего сказать, хорош резон, воровать и самоуправствовать, на телегу графское добро грузить в ломбард в город. Да ну их покудова, костюмы, не об них сейчас речь. Ты небось знаешь, что тебя и Стешу сегодня вечером французский господин Дюма смотрел?

А г а ф о н о в. Где он? В первый раз слышу. Ведь я с его сыном в Париже знался. Сколько сыщется знакомств: Бреген, Сансон, Дюплесси. Ты говоришь, он тут, у нас, в Пятибратском?

Г а л и н а   Н а г и ш о в а. Погоди, пистолет. В том-то и соль. Он тебя видеть хочет. Граф желает вас свести вдвоем. Погоди, говорят, горячка. Мне надо тебе еще кое-что сказать.

А г а ф о н о в. Говори скорей, чудо. Пока ты будешь свою ерунду разводить, он уедет еще, чего доброго.

Г а л и н а   Н а г и ш о в а. Никуда он не уедет. Он у нас долго прогостит. Ну слушай.

А г а ф о н о в. Уж воображаю.

Г а л и н а   Н а г и ш о в а. Ты волен ему что хочешь говорить. Господин Дюма знает, что ты со Степанидой восемь лет во французском учении пробыли и, стало, вам не надо толмача. Вас вдвоем оставят. У нас, ты знаешь, не подслушивают, можешь говорить о чем угодно.

А г а ф о н о в. Спасибо, дала позволение, а то бы я не догадался.

Г а л и н а   Н а г и ш о в а. Вот ты и начинаешь.

Картина восьмая

Внутренность трактира. Окна справа и слева. В задней стене спуск и выход вниз к горенкам и пристройкам постоялого двора, на стене – часы, вдоль нее стойка, шкап, полки с посудой. Вход с большой дороги спереди с любого края авансцены. Столы и лавки. Благовещенье. Необычайно раннее пробуждение природы. В окнах солнце, редкий, но внятный свист лесной птицы, отдаленный отзвук благовеста в начале сцены.

Явление первое

Трактирщик Прохор перетирает и переставляет посуду с прилавка на полки, актер Петр Агафонов пишет за столом у открытого окна, справа десятский Шилин околачивается кругом без дела, во все вглядывается, нагибается, что-то подбирает с полу.

Входит прохожий купеческого вида.