Малдер не может жить без чуда, даже если оно злое. Пришельцы нужны ему, как всем нам, чтобы забыть о космическом одиночестве, чтобы жизнь не ограничивалась плоским позитивизмом. А чтобы мы не слишком заносились в мечтах о несбыточном, к нему приставлена красавица с медицинским дипломом.
Благодаря этой паре Картер, занявшись производством чудовищ, обеспечил себе наукообразное алиби. Кое-что в сериале верифицируется фактами. Так один из самых диких сюжетов – о том, как людей подчиняют своей воле, проделывая в их черепе дырки, опирается на данные раскопок в Андах. В поисках подобных историй Картер годами собирал коллекцию вырезок не из желтой прессы, а из научных журналов. Конечно, это не придает достоверности обширной мифологии “Секретных материалов”. Достаточно того, что сериал окружен тонким флером научности. Ведь человек сегодня жаждет сверхъестественного не меньше, чем всегда. Другое дело, что если физики без метафизики нам по-прежнему не хватает, то и метафизика без физики нам уже не нужна.
15 октября
Ко дню рождения Милорада Павича
Чтобы затормозить читателя и сломать автоматизм чтения, Павич изобрел письмо иероглифами, каждый из которых сам по себе затейлив и увлекателен. Его книги складываются из отдельных фантастических микрорассказов, составляющих генеральный сюжет, который никак не поддается пересказу. В каждую книгу вставлен разрушительный механизм, мешающий выстроить текст в линейное повествование.
В стандартном романе есть история, хотя бы ее контуры, которые автор наносит беглыми чертами, а затем заполняет объемы красками в меру изобретательности и таланта. У Павича – сюжет как музыка: его надо переживать в каждую минуту чтения. Стоит только на мгновение отвлечься, и мы неизбежно заблудимся в хоромах этой дремучей прозы.
Сам Павич предпочитал архитектурные сравнения: роман как собор или мечеть. Его книги можно обойти с разных сторон, но можно сосредоточиться на какой-нибудь детали – портал, орнамент, химера, каменные кружева. Избыточное содержание так велико, что у нас еле хватает сил и воображения, чтобы удержать в памяти картину целого. Тут-то автор и приходит на помощь, предлагая читателю кристаллическую решетку в виде словаря, кроссворда или какой-нибудь другой семантически пустой формы. Для писателя соблазн этих структур в том, что они позволяют вогнать материал в жесткие рамки, не выстраивая при этом линейного сюжета. Композиция здесь задана не автором, а чужой формой. И чем она строже, тем больше свободы у автора и его героев. Он строго соблюдает не им придуманное правило: следит, чтобы герои в нужных местах пересекались. Зато в остальном он волен – повествовательная логика, сюжетная необходимость, законы развития характера, психологическая достоверность, даже элементарная временная последовательность “раньше – позже” – всего этого у Павича нет. Он счастливо отделался от презумпции реализма, которая создает из книги иллюзию мирового порядка (с началом, серединой и концом) и навязывает автору роль всемогущего творца.
17 октября
Ко дню рождения Артура Миллера
Артуру Миллеру довелось прославиться дважды – как лучшему драматургу Америки и как мужу ее любимой актрисы. Пятилетний брак с Мэрилин Монро трудно назвать счастливым, зато союз с Мельпоменой оказался на редкость долгим и плодотворным.
Знаменитую пьесу “Смерть коммивояжера” Миллер написал за шесть недель в тридцать три года. Тогда пьеса его казалась простой историей. Честная хроника незатейливой жизненной драмы, одним из героев которой был его отец, бизнесмен, разорившийся во время Великой депрессии. Но уже первые зрители увидели в пьесе архетипическую ситуацию, исповедь лузера, горестный миф неудачника. “Смерть коммивояжера” – это про американского Башмачкина, который мечтает об успехе и больше всего боится, что американская мечта его обойдет.
Артуру Миллеру удалось вложить в эту очень американскую пьесу столь универсальное содержание, что она до сих пор с огромным успехом идет в театрах всех стран мира – от двоюродной Англии до далекого Китая. Более того, эта пьеса даже стала оперой.
За долгую жизнь Миллеру не удалось преодолеть славу собственного шедевра, но он всегда развивал поднятые там темы. Мне ближе всего его камерная пьеса “Цена”, где четыре персонажа с чеховской меланхолией разыгрывают драму напрасно прожитой жизни. “Пожалуй, больше всего, – рассуждал писатель в старости, – меня волновала проблема дома, семьи, корней. Страх лишиться всего этого – наша национальная фобия”. И еще: Артур Миллер говорил, что “задача интеллектуала – анализировать наши иллюзии, пытаясь найти их истоки”.
20 октября
К Международному Дню повара