Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I

Известно, правда, два случая, когда Правительствующий сенат направлял на высочайшее рассмотрение дела о жалованной части наследства скончавшихся высших должностных лиц, не имевших наследников первой очереди. 31 марта 1721 г. царю было представлено дело о соответствующей части наследства покойного сенатора Т. Н. Стрешнева, а 22 сентября того же года — о наследстве покойного президента Военной коллегии А. А. Вейде[633]. Однако в обоих эпизодах речь шла, строго говоря, не о вынесении судебных решений (поскольку отсутствовал судебный спор), а об определении дальнейшей судьбы населенных имений, ранее пожалованных названным лицам Петром I.

Напротив, к уголовному судопроизводству первый российский император испытывал устойчивый интерес на протяжении многих лет, нередко принимая участие как в судебном, так и в досудебном производстве по различным делам. Монарх-реформатор возбуждал уголовное преследование, принимал решения о мерах пресечения, допрашивал обвиняемых и свидетелей, санкционировал различные следственные действия (прежде всего применение пыток), выносил или — чаще — утверждал приговоры.

Затруднительно в точности сказать, насколько широко оказались реализованы на практике нормы законодательных актов 1700–1718 гг. об особом порядке судопроизводства по делам о государственных преступлениях и о преступлениях против интересов службы. Статистика подобного рода в те времена не велась. По всей видимости, сосредоточенному на решении военных, дипломатических и финансовых вопросов, нередко болевшему Петру I было чаще всего недосуг лично выслушивать заявления подданных о государственных и должностных преступлениях.

Одним из явственно немногих примеров реализации на практике норм именных указов от 25 января 1715 г. и от 19 декабря 1718 г. об особом порядке судопроизводства по государственным преступлениям явился эпизод с холопом прапорщика Т. С. Скобеева Акимом Ивановым. Подслушав откровения хозяина об особенностях бытового поведения Петра I, холоп пришел 17 апреля 1721 г. в царскую резиденцию в селе Преображенском, где объявил «слово и дело» караульному офицеру. Изветчика незамедлительно препроводили к царю. И хотя Петр I резонно счел извет «неважным», он направил дело на рассмотрение в Тайную канцелярию, которая и приговорила 1 мая 1722 г. излишне болтливого Тимофея Скобеева к телесному наказанию[634].

Особый порядок судопроизводства по делам о преступлениях против интересов службы на практике оказался, по всей видимости, еще менее эффективным. В условиях второго десятилетия XVIII в. было, конечно, нереально обеспечить — бывшее возможным разве что в удельные времена — широкое личное участие главы государства в разбирательстве дел о противоправной деятельности представителей власти. Думается, именно воспоминания о собственных попытках заняться разбирательством доношений о «грабителях народа», предпринятых в середине 1710‐х гг., побудили Петра I эмоционально высказаться в собственноручно написанной преамбуле к именному указу от 19 декабря 1718 г. о том, что «кому бьют челом [царю], одна персона есть, и та коликими воинскими и протчими несносными трудами объята… И хотя б и таких трудов не было, возможно ль одному человеку за так многими усмотрить, воистинну не точно человеку, ниже ангелу, понеже… где присутствует, инде его нет»[635].

Среди судебных дел особенное внимание монарха-реформатора привлекали, во-первых, дела по государственным преступлениям, а во-вторых, дела по обвинениям высокопоставленных должностных лиц в преступлениях против интересов службы. Примеров разнообразного участия Петра I в разбирательстве дел по государственным преступлениям известно множество — достаточно обратиться к трудам В. И. Веретенникова, Н. Б. Голиковой и Е. В. Анисимова[636].

Из обширной череды таких дел более всего времени Петр I уделил (что легко понять) процессу царевича Алексея Петровича. Здесь царь принял самое активное участие как в предварительном следствии (осуществлявшемся специально учрежденной канцелярией под руководством П. А. Толстого), так и в судебном производстве по делу (которое велось особым судебным присутствием)[637]. К примеру, когда поступили данные о пособничестве царевичу со стороны генерал-лейтенанта князя В. В. Долгорукова, Петр I незамедлительно возбудил его уголовное преследование и санкционировал арест (произведенный в Санкт-Петербурге 20 февраля 1718 г. лично генерал-губернатором и президентом Военной коллегии А. Д. Меншиковым). Вслед за этим, 9 марта 1718 г., будущий император допросил доставленного в село Преображенское подследственного. Наконец, после того как особое судебное присутствие 14 марта 1718 г. приговорило Василия Долгорукова к лишению чинов, конфискации имущества и ссылке, царь 5 июля 1718 г. утвердил приговор, избрав осужденному в качестве места ссылки город Соликамск[638].