Люди, лодки, море Александра Покровского

И повезли ее на русский престол, а по дороге она трескала ту ветчину с хлебом и ни о чем таком не пеклася, потому как дяденьки помогать обещали.

И только они ее привезли, и только она вокруг осмотрелась, и перестала шарахаться каждого шороха, как немедленно и поняла своим недалеким умишком, какая страна ей в руки идет.

В сей секунд она тут же и порешила на плахе всех тех добрых дяденек, которые к ней приехали на трон звать и от которых она поначалу под кровать схоронилась.

Стала она называться Анной Иоанновной, а для страны – России – на многие десятилетия вместо просвещения установилась бироновщина, тайная канцелярия и ледяные дома.

***

Русская армия непобедима! А почему? Потому что никого не жаль. Давно это повелось. Может с Чингисхана, может еще раньше. Все дело в лозунгах. Например: «За святую Русь!». Вот ведь как хорошо. Что ты в сравнении со «Святой Русью»? Почти что ничто. А как тебе слова из песни: «Забота у нас такая, забота наша простая: жила бы страна родная, и нету других забот»? Что ты по сравнению со «страной родной»? Или: «А нам на всех нужна одна победа. Одна на всех – мы за ценой не постоим!» Потому и непобедимы. «Бабы еще нарожают» – где-то я это уже слышал. До Великой Отечественной и Великой Финской. Потому я лозунгов и боюсь. Возьми любой – и получишь кровопролитие.

Например, любимый нынче всеми душегубец Петр Первый очень любил свое Отечество, и под эту любовь погибла половина населения тогдашней Руси. А сейчас только объявят «диктатуру закона», как полстраны «родной» сажается под замок. «Война с терроризмом» – пожалуйте на кровопускание.

«Россия – великая держава» – лодки тонут.

К чему я это все. Сейчас объявили новый лозунг: «Создание положительного имиджа».

Лесин сказал: «Денег не пожалеем», – а я подумал: «А крови?»

***

«Списать мертвого легче, чем получить живого», – впервые я услышал эту фразу на флоте. С тех пор любое проявление высоты человеческого духа, как, впрочем, и человеческой низости меня перестало удивлять.

У слова «предан» есть два значения: предан любимому делу или предан другим человеком. В сущности, это две стороны одного и того же понятия: предан – значит «передан» кому-либо или чему-либо в пользование.

Не правда ли, в этимологии некоторых слов неприятно разбираться?

Неприятно разбираться не только в этом, но и в том, как и почему, отчего, каким образом, зачем все это, ради или во имя чего.

Но люди так устроены: если их поражают масштабы содеянного, они вновь и вновь будут бередить свою память.

Они будут искать ответы. Они будут искать виновных, хотя, может быть, их стоило бы оставить на корм мукам их собственной совести.

Если таковая имеется.

Так устроена жизнь: мерзость уживается с величием.

От нее хочется отделиться, а она лезет на глаза.

И щиплет, душит, колет, болит, теснит грудь.

Неужели не у всех болит?

Как хочется верить, что у всех, но в памяти своей я все время натыкаюсь на фразы, подобные той, что прозвучала в самом начале, и понимаю: у некоторых болит совсем не то место.

А то, что должно болеть, у них отсутствует. Не развилось. Не выросло.

И вместо него выросло другое место.

До невероятных размеров.

С ним-то мы сегодня и боремся.

Всеми силами нашей души.

И памяти.

Мы хотим, чтоб у всех болело там, где и задумано.

Чтоб оно было – чему болеть.

Ведь напоминали же они в детстве детей. Что же изменилось? Когда тебе стало ясно, что из ребенка выросла вот такая вот нелюдь?

И потом она, эта нелюдь, вдруг получила все права пользования. Она установила законы и правила, по которым людей можно считать и не людьми вовсе, для собственного удобства, а придатками механизма. Можно считать чем-то менее ценным, чем очень сложная железяка.

Наверное, для разрушения этого мы сегодня вновь и вновь тревожим свою собственную душу.

***

Интервью с Черновым интересное. Два взрыва, две пробоины.

Если взрывы внутренние, как утверждает «Рубин», то при чем здесь пробоины?

Сами взрывы – еще те вопросы ставят: почему два? Если сдетонировало, то не может быть так: детонируем только вчетвером, а остальные не детонируем. И детонация не может быть такая: сначала взрыв – а через две минуты – сдетонируем. И при ударе о дно детонация под вопросом. Если после удара о дно люди живые остались, то не такой он был величины, чтоб сдетонировало.

Еще раз: я говорил со специалистами по детонации. Она возможна при подрыве рядом боеприпаса и при пожаре. Вроде и то и другое под большим сомнением.

Если подрыв торпеды, то не два взрыва, а один, если пожар, то там несколько систем пожаротушения, в том числе орошение торпедного боезапаса (автоматическая).

***

С животными я умею договариваться. Главное, глядеть животному не совсем в глаза и проникновенным тоном и очень медленно ему все объяснять – быстрая речь раздражает. Собаки меня всегда понимают.