Люди на болоте. Дыхание грозы

Глушак аж зубами заскрипел при этих словах. "У кого есть лишки!" Еле

удержался, чтобы не закричать: чувствовал, знал, что все равно никто не

поддержит. "Лишки"! Чтоб тебе за эти лишки весь век на том свете гореть!"

- Так вот, у каких людей мы должны забрать лишки? - Голос Миканора

будто тверже стал. Решительно, непоколебимо объявил: - У Глушака Халимона

пять десятин!..

- Ого, распорядился! - первым откликнулся Евхим, стоявший где-то в

сенях.

Старого Глушака душил гнев. С трудом преодолел удушье, разъяренно

выдавил:

- Ты д-давал мне их, эт-ти п-пять десятин?! Что распоряжаешься? !.

- Это - решение комиссии.

- Комиссия твоя дала нам эту землю? - крикнул Евхим.

- Советская власть дала! - заявил Зубрич.

Глушак, взбешенный, хотел выругаться, но вовремя сдержался. Евхим

протиснулся на середину хаты, готов был, казалось, ринуться к столу, в бой.

- Советская власть дала, - заговорил, закричал он, - так она дала ее,

эту землю, не затем, чтоб вы ее отбирали!

- А мы и не отбираем! Мы обрезаем лишки!

- А ты спрашивал у меня, лишняя эта земля или нет? - дрожа, просипел

старик.

- Мы и так знаем!

- Как же ты это узнал?

- Из советского закона.

- Очень ты знаешь эти законы, грамотей! - стоял, брызгал слюной старик.

- Ничего! - уверенно и вместе с тем с угрозой проговорил Евхим. - На

вас тоже управа есть.

Сильный, широкоплечий, в кепке, лихо сдвинутой на ухо, он повернулся

спиной к столу и твердо, решительно, тая какую-то угрожающую уверенность,

направился к выходу.

Старый Глушак запахнул кожух и, чувствуя, что внутри все дрожит от

гнева и ярости, сел. Заметил, как тихо стало в хате. Если и надо было идти

сюда, потеть в этой духоте, то хотя бы ради этого момента. Пусть все

видят, что он легко не уступит, не даст легко обобрать себя.

"Евхим - молодец: так удачно выступил! И про управу вовремя сказал! Вон

как остыли многие! Все-таки боятся! - У Глушака снова ожила надежда: -

Может быть, не осмелятся брать, откажутся... Может, сорвется все?.."

Миканор хотел заговорить, но его опередил Зайчик:

- Есть тут неясность одна!

- Какая неясность?

- А такая. Ты, Миканорко, может, прояснишь ее. Как председатель. С

землей этой заодно коней, Миканорко, не прирежут?

Дурашливый вопрос этот вызвал смешок, особенно среди молодежи, где

Зайчик-штукарь был в необыкновенном почете. Смеялись не только тому, что

услышали, но заранее и тому, что еще выкинет: знали, Зайчик вымудрил

что-то.

Миканор, увлеченный спором с Глушаками, не сразу понял каверзный вопрос

и смешок.

- О чем вы это, дядько?

- Да вот спрашиваю: коней тем, которым прирезают землю, не прирежут

заодно?

Под шумок Зайчик разъяснил:

- Кому, мол, коня. Кому - полконя. Кому - четверть.

Кому - хвост, а кому - гриву...

- Дятел, тут тебе не вечеринка! - строго объявил ему Дубодел.

- Так я и сам вижу, что не вечеринка.

- Видишь - так нечего кривляться. Серьезное дело разбирается. Это тебе

не комедия!

- А кто говорит, что кумедия! Кумедия - это вот весь разговор о земле,

о переделе. - Зайчик не дал Дубоделу прервать себя: - Что мне земля

эта,-если я без коня все равно обработать ее не смогу!..

Глушак осторожно, но удовлетворенно кивнул. "Сдержал свое слово Зайчик,

вступился! И как раз в пору!" Он подумал: надо будет как-то отблагодарить

за это, чтобы подохотить его на другой раз. Тут же, правда, отметил про

себя: в том, как говопил Зайчик, чувствовалось не столько желание помочь

ему, сколько боль за свои неудачи. Но Глу~ шак готов был простить это. Все

же помог...

- Чем я засевать ее буду, эту вашу землю, если дети с весны от дубовой

коры пухнут? - светлые глаза Зайчика пробежали по лицам Миканора,

Дубодела, Зубрича.

- Так, чтоб не пухли они, земли надо, следовательно, - поучительно

отозвался Андрей Рудой.

- Это мне напоминает сказку про того дурачка, который купил золотую,

как у пана, миску. Сел возле нее и думает, что она сама кормить будет!

Она, земля, как корова - дашь ей, накормишь, так и она тебе даст! А что

мне земля эта, если от нее - ничего!

В хате одобрительно заговорили. Глушак подумал: "Рады были б, если бы к

земле еще и коней добавили и семян! - Пожелал злорадно:

- Хворобы вам, а не коней! Подавитесь вы этой землей, полынью да

лебедой засевая!"

Радости, однако, не было; вместе с ней в душу закралось беспокойство -

как бы, избави бог, свору эту ненасытную не напустили еще и на его коней и

на семена! В тревоге взглянул на Зайчика иначе, с подозрением: помощник

называется.

Одной рукой, кажется, спасает, а другой - вроде утопить готов!

- Дядько правильно говорит, - согласился с Зайчиком Миканор. - Получив

землю, не секрет, из беды не выкрутишься. Так вот я и говорю, - чтоб

справиться с этим злом, объединиться надо вместе, всей громадой воевать.

Товарищество организовать на всю деревню, семена, какие у кого есть, в

одно собрать! Собрать деньги со всех и совместно коней купить!..

Миканор говорил горячо, убежденно, но большинство слушали его либо

недоверчиво, либо даже неприязненно. Чем дальше он говорил, тем сильнее

становился гул недовольных голосов. Послышались выкрики:

- Опять эти товарищества! Как не надоест, ей-богу!

- Греблю не кончили, а еще - товарищество!