Люди на болоте. Дыхание грозы

противники, а как союзники, "И очень может быть, что "накормят" маслачков.

Харчев, может, только и ждет, следит где-нибудь. Пусть только сунутся!.."

Рядом оказался Игнат, Хадоськин отец, пошли вместе, - Много еще

молотить?

- Да уже скоро. Может, копна какая-нибудь...

- И у меня немного. Легко в этом году...

- Да. Не густо...

Дальше шли молча, но Василь чувствовал, что человек неспроста подошел,

держится рядом не зря, - с приязнью, уважает. Видно, за смелость

сегодняшнюю, за то, что не побоялся, правду сказал перед всеми.

Когда Игнат свернул на свой двор, у Василя осталась от этого согласного

молчания хорошая, дружелюбная радость.

Дома дымила, трещала лучина, и возле припечка сидел в одной жилетке дед

Денис. Василь видел его на собрании и не знал, каким образом старик успел

вернуться раньше: видно, не досидел до конца.

- Вот и герой наш! - удовлетворенно сказал дед. Он весело приказал

матери: - Дай ему чего-нибудь поесть!

Поставив миску с рассолом и чугунок с картошкой, мать присела на лавку

и долго смотрела на Василя глазами, полными тревоги и сожаления.

- Ну, чего вы! - не выдержал, неласково буркнул Василь. - Все равно как

век не видели!

- Боязно мне, сыночек. Зачем тебе было соваться?..

- А что было, тем часом, делать, если молчали все как соды в рот

набравши? - похвалил Василя дед.

- Все равно. Хоть бы, избави бог, плохого чего не вышло!

- Ну, вот еще! - Василь, рассердившись, готов был бросить ложку. -

Вечно вы!

- А ты не кипи! - строго взглянул на него дед. - На то она мать, чтоб

за дитя беспокоиться!.. И ты, - упрекнул он мать, - лезешь со своим стоном

не в пору, поесть не дашь человеку!

Уже когда легли спать, дед Денис проговорил впотьмах с печи:

- Этого старого Корча аж затрясло, когда ты говорил.

Если б смог - разорвал бы! Не попадайся теперь ему или Евхиму. Но ты,

тем часом, не бойся! Не очень-то и поддаваться нужно! И никому уступать не

следует! Никто за тебя не заступится, если сам не заступишься! Так пускай,

тем часом, знают, что и у тебя зубы есть!

Помолчал немного, поворочался: видно, жгла печь. Будто читая мысли

Василя, посоветовал:

- И завтра, тем часом, не зевай. Как будут делить, скажи - лишь бы

какой земли нам не надо! Требуй, чтоб полюдски наделили! Не уступай, одним

словом! Не уступай!

2

Василь проснулся рано, до первых петухов. В хате все еще спали, и

только Володька на печи что-то бормотал во сне. Это бормотанье) видимо, и

разбудило Василя. Он уж готов был снова задремать, но в сонливую

.беззаботность его вдруг ворвалась тревога-воспоминание: сегодня! Сегодня

должно начаться!..

Едва дошел до него смысл того, что случилось вчера, покоя будто и не

бывало. Вспомнились споры на собрании, опасение, что отложат передел,

опять закружились, обожгли горячие слова, которые вырвались у него. Опять

будто говорил, кричал, нападал на тех, кто осторожностью, боязливостью

чуть не сорвал передел земли, вступался за себя, за свои полдесятины.

"Хорошо вам говорить, если есть с чего прокормиться: вдоволь земли, и

какой, - что ни бросишь в нее, всегда что-то вырастет! А как мне, на одном

песке, на пустоте этой? Как?" С этими мыслями-обидами переплетались

напоминания об угрозах Маслака, но и теперь страху не поддавался. "Сами

пусть не очень вылезают, если хотят целыми быть, змеи болотные!"

О чем бы ни вспоминал, ни на момент не исчезая, жило в нем, тешило и

бередило душу беспокойство о земле. До вчерашнего дня он только мечтал о

ней, а теперь она была почти у него в руках. И не горсть, не мелочь

какая-нибудь - более полдесятины. Если бы повезло при дележе да настоящий

кусок прирезали, урожайный, то это было б все равно что враз разбогатеть!

Не впервые просил, умолял мысленно: тот бы ему клич, что возле

цагельни, что у Корча отберут.

Мечтал, а сам тревожил себя, предрекал уверенно, словно заранее знал:

"Ага, жди, так тебе и дадут его! Увидишь его, как свои уши! Много там

глупых в комиссии или среди тех, кто возле нее отираются, чтоб такой

лакомый кусок отдать другому!" Он почти своими глазами видел, как этот -

такой желанный, давным-давно облюбованный - кусок переходит в чьи-то

другие, ловкие, хитрые руки. "На лакомый кусок ловцов тут с избытком. И не

оглянешься, как выхватят из-под носа! Из кармана и то, если б спрятать

можно было, вытянуть ловцам этим - как плюнуть!"

В тревоге, полный лютой ненависти к ловцам, из-за которых не избежишь

обид, Василь как бы слышал дедово наставление, которое еще сильнее

горячило, прибавляло смелости: "Не поддавайся! Пусть знают, что и у тебя

зубы есть!"

Легко сказать не поддавайся! Василь готов был разозлиться на деда

Дениса: пусть бы сам попробовал не поддаться, живя с такими людьми!

И все же Василь не хотел и не мог уступать: уж очень привлекала его

земля, что возле цагельни! Уж очень жалко было бы упустить такое добро,

дать воспользоваться им кому-то чужому!

Оно так близко, добро это. Почти в руках. Только бы не проморгать, не

дать отхватить его другим. Самому ухватить раньше! Не ожидая, пока

кто-нибудь из комиссии приберет к рукам! Он вдруг похолодел: а может, пока

он думает попусту, тот кусок кто-нибудь уже присвоил! Ведь не только ему