Люди на болоте. Дыхание грозы

Евхиму бросилась в глаза, под рваной ниже плеча холщовой кофтой,

полоска смуглой кожи, и горло перехватила горячая ревность.

- Дятлик твой, может, лучше?

Ганна ответила спокойно:

- Как для кого.....

На загоревшей до черноты шее под темными блестящими волосами,

повязанными ситцевым платочком, вился легкий, удивительно светлый пушок.

- Ни к чему все это! - проговорил он как мог весело, беззаботно.

- Что - ни к чему?

- Выдумываешь сама не знаешь что! Все равно не выкрутишься!

- От тебя?

- От меня.

- Уга! Напугал! - Ганна засмеялась, и смех этот распалил в нем

упрямство.

- А что ты такое особенное? Не девка разве?

- Девка-то девка. Да и куры, говорят, не все рябые. Не одинаковые... Не

одинаковые, может, и девки?.. Не все же, может, как... Хадоська?!

Евхим от неожиданности онемел. "Знает? Знает уже? Почему она вспомнила?

Плакса эта рассказала?"

Надо было что-то делать, выбираться из западни. Может, она это просто

так, нечаянно, сказала? Может, она не знает всего?

- Хадоська - что? - проговорил он осторожно. - Хадоська, конечно...

девка... неплохая... Не прочь... Только - не по душе...

- Уже не по душе?

- А когда она была по душе? Просто липла ко мне, а обижать жалко

было... Не отгонял... Пусть липнет, мне что?

Ганна взглянула на него, будто хотела увидеть - правду или неправду он

говорит, но не промолвила ни слова, и Евхим успокоился: не знает.

Некоторое время рвали малину молча. Как и Ганна, он набирал полную

горсть, ссыпал в кувшин, стоявший возле нее в траве. Она не хвалила его,

не возражала, будто и не замечала. Иногда руки- их сталкивались, и, хотя

она сразу же отнимала свои, словно прикоснувшись к чему-то неприятному,

Евхим чувствовал, как в нем горячо, нетерпеливо дрожит все внутри, сохнет

в горле. Она была так близко, такая влекущая, такая желанная даже в своем

холщовом наряде.

Чем больше Евхим украдкой смотрел на нее, тем больше сохло в горле,

труднее было снова завязать разговор.

- Ты вот - не такая... Другая!.. - выдавил он, стараясь говорить

полушутя. - И что в тебе такое, чем ты меня присушила?

- Видать, что высох! Одни скулы!

- А то нет?.. Ты, видно, у глинищанской знахарки зелья такого взяла!

- Плетешь неведомо что!

- Я плету? Сказала!..

Евхим вдруг обхватил ее одной рукой за плечи, другой - за шею, горячо

зашептал:

- Ганна! Ганнуля!..

Он хотел притянуть ее к себе, но Ганна уперлась локтем ему в грудь.

- Ты - чего это? Постой!

- Нет, теперь уже не проведешь! - Он попробовал улыбнуться, но улыбка

вышла невеселая, кривая.

- А зачем мне обманывать? - Она поморщилась, как от боли. - Не жми!..

Дохнуть не могу!.. Чуешь?!

- Все равно - не пущу...

- Дурной ты, смотрю я, - проговорила она, тяжело дыша. - Ей-богу!.. С

виду - голова, не кочан... а разума - как у ребенка.

- Занимать не стану... Хватит с меня...

Она сразу ухватилась за его слова:

- Маловато... Не вредно бы и занять... Вырос до неба, а как к девке

подойти - не знаешь... Думаешь, силою все можно...

- А чего ж, если сила есть.-..

Евхим потянулся поцеловать ее, но она. откинула голову - не достать.

- "Чего, чего", - насмешливо передразнила она. - То-то и видно, что ума

чересчур много...

Как ни тяжело было думать Евхиму, он заметил, что говорит она не

потому, что ей хочется говорить это, что за ее словами скрывается

непонятная хитрость. С толку сбить хочет, что ли?

- Ну, ну,- хватит! Поздно учить!..

- Не мешало бы! - снова подхватила она и уколола: - Видно, другие не

научили?.. Хочешь, научу?..

- Зря стараешься! - сказал он тоном победителя, вовремя разгадавшего

хитрость противника.

- Хочешь, скажу, как... ко мне подступиться? ..

- К тебе?

Хотя Евхиму показалось, что и тут скрывается какой-то подвох, слова эти

заинтересовали его.

- Сказать? - Ганна шевельнулась, попросила: - Ты пусти, а то неловко...

- И не думай!.. Ну, так что надо, чтоб ты полюбила?

- Что? Скажу!.. - Она твердо взглянула ему в глаза. - Одно - доброта!

По-хорошему чтоб!

- А-а... А я думал черт знает что! - засмеялся Евхим.

Он сильной ладонью прижал к себе ее голову, хотел поцеловать.

- Люди!.. - ужаснулась она, будто кого-то заметив.

Но Евхим и не оглянулся:

- Ученый! Не проведешь!

Он силой поцеловал ее в щеку. В тот же момент Ганна так рванулась, что

Евхим с трудом удержал ее, но все же удержал. Видя, как покраснело от

напряжения и злости смуглое лицо ее, он гордо ухмыльнулся: что,

попробовала потягаться со мной!..

- Пусти!.. - глянула она на Евхима горячими, полными ненависти глазами.

Когда он увидел этот взгляд, у него ослабли руки. Может, и в самом деле

отпустить? Может, правда, лучше по-хорошему с ней? Но кто это в Куренях из

хороших, настоящих парней уступал девчатам, делал по-ихнему? Мужчина есть

мужчина... Евхим видел, как часто-часто бьется жилка у нее на шее,

чувствовал ее плечи, грудь, все ее упругое, сильное, желанное тело, что

столько времени неодолимо тревожило, не давало покоя ни днем ни ночью. Он

столько бредил этой минутой, и вот наконец Ганна - не во сне, а наяву - в

его руках!..

Нет, пусть хоть что, он не отпустит ее! Пусть знает, что такое Евхим,

его объятия, может, мягче будет, уважать станет. Опьяненный ее близостью,