Люди неба

– Вы знаете, я этого не знаю. Честно говоря, даже для меня это странный вопрос. Вот меня никто не преследовал. Если узнавали, здоровались, я отвечала: «Здравствуйте», а так никакой звездой я не была. Если кто-то меня узнает, ну, значит, видел кино. «Здрасьте». – «Здрасьте». Вообще в наше время, в мое время – время моей молодости – не было этого понятия «звезда». Это потом накрутили, может быть, оттого, что стали подражать голливудским звездам. На самом деле это для нас неорганично, что такое «звезда». Глупость это. Никакая я не «звезда».

– Почему вы решили стать актрисой? Правда, что сама Книппер-Чехова вас благословила на этот путь?

– Да, я читала в конкурсе чеховском, который проводился в Москве на Садовой-Кудринской, по-моему, там дом-комод Чехова. И там участвовали и студенты, и школьники, и просто взрослые люди. Вот такие конкурсы проводились. И в одном из таких конкурсов, это был 1957 год, я участвовала.

Я была в 5-м классе. В жюри были Грибов, Книппер-Чехова, Журавлев – ну все такие вот знаменитые актеры, со школой такой. И я читала рассказ, и интересно, что на 3-м туре я запнулась. Я забыла, знаете… Там надо было сказать: «Ваня и Нина в ужасе». Я помнила про ужас, а вот предлог забыла. «Над ужасом», «под ужасом», «перед ужасом», «около ужаса» и… и была вот прямо вся наполнена этим ужасом. И Грибов мне подсказал: «В ужасе». И потом Книппер-Чехова подошла ко мне, погладила меня по голове, поцеловала и сказала: «Надо быть актрисой», – и мне почудилось, думаю: «Господи, это же меня всего один поцелуй отделяет от Антона Павловича».

– А что вас привлекало в мире кино?

– В мире кино? Вы знаете, у нас во ВГИКе показывали… Это было время такое, когда итальянское кино – новая волна – было совершенно роскошным, французы были. И вот у нас для студентов в то время, это 60-е годы, все фильмы, которые попадали в Советский Союз, иностранные, первым делом показывали студентам ВГИКа, но очень рано, в семь утра, чтобы не мешать учебному процессу. Поэтому это был какой-то перешаг из сна, потому что еще спишь в это время, в другой сон – в иллюзорный, но удивительно глубокий. И мы видели «Восемь с половиной», «Сладкую жизнь» и фильмы Антониони. Это, конечно, влекло, этот мир – мир иной. Потом я поняла, что этот иной мир – иллюзия.

– Вы снялись больше чем в сорока фильмах. Какое у вас было амплуа?

– Ну, скорее всего, лирические героини, конечно. И голос у меня был такой высокий, как я считаю, писклявый. На роковую героиню я никак не тянула по своим данным, хотя могла бы, наверное, играть и героинь. В театре я играла героиню – ой, не дай Бог. Я вспоминаю об этом, и часто. Когда я увидела в зеркале другую женщину, это был спектакль «Сегодня праздник», другое лицо, все другое, другие черты, я ужасно испугалась. Образ, который я создала, определенный образ вошел, занял, как бы сказать, свое место определенное. А ведь Господь создал нас… меня совсем другой. Меня это испугало. И мне говорили: «Ну, ты и дура, Ольга! Это же класс, это же вообще…». Нет, думаю… Мне этого не надо, мне этого не надо. Понимаете, здесь может быть опасность потери личности и стирание личности, что, кстати, очень часто и происходит с актерами.

– Почему же все-таки вы разочаровались в мире кино и решили закончить?

– Ну, как вам сказать – разочаровалась? Мне перестало это быть интересным, меня это перестало вдохновлять, меня это перестало вот, ну, как бы сказать… вот перестало быть интересным, несмотря на какие-то… Нет, я не могу сказать, чтобы это было разочарование. Это просто пришло какое-то другое, другое чувство, другое… Я предчувствовала другую жизнь. Ну, были, конечно, какие-то моменты, которые меня немного не то чтобы оскорбляли, но царапали. Какая-нибудь небрежность со стороны… или не очень глубокое понимание режиссера.

Один позвал меня, даже уже в позднее время, и стал рассказывать какую-то такую историю, что вот гроб, муж лежит в гробу, а эта женщина, которую он мне предлагал играть, там с кем-то другим при гробе. Я говорю: «Дорогой мой, вы, наверное, шведское кино насмотрелись? Что ж такой плагиат?» Мне было стыдно за него, безумно стыдно.

Там… в 90-е годы выбора не было. Не было. То, что оскорбляет человеческое достоинство. Просто смиряться перед этим, или ради роли, ради того, чтоб тебя видели и узнавали, соваться в любую помойную яму…

– А вы могли бы рассказать, как вы в Киевской лавре встретили священника, который угадал в вас, в актрисе, будущую матушку?