— Говорил я тебе — обуйся! — машинально повторил Омельченко.
Коля не ответил. Держась руками за живот, он приподнялся, сделал неверный шаг и упавшим голосом предложил:
— Пожалуй, Илья Ильич, пора бы и за работу…
— А вот это верно! — И густо дохнув, Омельченко загасил свечу…
Проводив тектонистов, я купил в ларьке стопку школьных тетрадей, сварил кофе и устроился за чистым столом. Я знал, что предстоит моим друзьям: катер до острова, поиски базы, маршруты по забитым бамбуком склонам. И все это на макаронах и на тушенке… Я был рад, что они немного отдохнули у меня и им будет что вспомнить, сидя под дождем в протекающем тепляке.
А потом мы опять встретимся…
Но пока этого не случилось, я решил продолжить свои каникулы. Так ли уж часто даются они взрослому человеку?
Нет, ответил я себе, не часто.
И крупно написал в верхнем углу листа: «Тетрадь первая. Парк-отель…»
Тетрадь третья. ПРОТЕЖЕ СКАЗКИНА
Блеск в величие Востока. Неожиданный визит. Никисор и его откровения. Баня по-кунаширски. К вопросу о каннибалах. Чай в полникисора, распрямленные меридианы и друг, протеже Сказкина — Потап.
Это будет не миф и не история, думал я, маленькими глотками отпивая кофе. Это будут хроники, отражающие, как в зеркале, весь блеск и величие Востока, это будут жизнеописания горячих и чистых, как сталь, людей…
— Нацепи чего-нибудь, — сказала из-за окна тетя Лиза. — К тебе Серп Иванович!
Я послушно оделся и положил под руку геологический молоток. В беседе с Серпом Ивановичем молоток мог оказаться решающим аргументом.
Но Серп Иванович, побритый и благодушный, пришел не ссориться. Прямо с порога он заговорил:
— Ты, начальник, на нас не дуйся — что в кафе с тобой говорил. Сам знаешь, хомо хому — люпус. Я ведь школу кончал и иксы знаю. Так что забудь, крест поставь, из памяти вон выброси, и племянника моего, молодого и честного человека Никисора, в жизни определи. У тебя такая возможность есть, так пусть же племянник мой на жизнь поглядит, ухи из твоего котла похлебает и рядом с умным человеком помается. Много Никисору не надо, так — костюмишко справить да ружьишко купить… Для охоты… — неожиданно мрачно заключил Сказкин.
— Что ж, мне рабочие нужны. Зови его, пусть войдет.
— Он не может войти, — объяснил Серп Иванович, — я его в поселке оставил… Нерешителен был — вдруг ты мне ту историю вспомнишь… Ну, а так, что ж… Пойдем, тут и автобус стоит. Поселок увидишь, Никисора заберешь, да и в баньку, смотрю, тебе бы не мешало сбегать. Потом, в поселке же кафе есть, а ты, я смотрю, сильно хочешь!..
Ничего такого я не хотел, но все-таки согласился.
Автобус бодро катился сквозь рощицы бамбука и лохматых, расхристанных курильских сосен. По ту сторону широкого, отливающего голубизной пролива виднелись высокие берега Хоккайдо, подернутые прозрачной дымкой… Впереди восставала громада вулкана, и, пока мы объехали его подошву, нас детально порастрясло. Я удивился даже, увидев домик Сказкина. Горбатый, приземистый, он наклонился на один бок и держался, пожалуй, только за счет электрических проводов, притягивающих его к столбу.
— Никисор!
— Не кричите, — попросил я, — упадет домик.
— Не впервые. Не упадет… Никисор!
Никисор вышел.
Это был бледный высокий мальчик с большим животом, спрятанным под полосатую рубашку. Он походил на картофельный росток, неделю назад проклюнувшийся из «глазка», и я ужаснулся, представив Никисора в маршруте.
— Крепкий парень! — удовлетворенно отметил Сказкин. — Крепкий парень… из него выйдет! Если, конечно, руки с умом к нему приложить!
«Не привыкну…» — ужасался я. Белесые ресницы, плотная, как гриб, выпуклая, нижняя губа Никисора, его бездонные синие глаза и прозрачная, как целлулоид, кожа вызывали во мне содрогание.
— Идем! — тем не менее приказал я ему.
— Я не отчаевыюсь, — прогудел Серп Иванович нам вслед.
Никисор ковылял за мной по плосколобым песчаным буграм и то отставал метров на пять, то вновь наступал мне на пятки. Вслушиваясь в мерный шум океана, я боялся лишь одного: не дойдет Никисор до автобуса, не дойдет, упадет на пески, придется тащить мне своего рабочего на горбу… Зато на привале пришла в голову спасительная мысль: хлопот с Никисором, пожалуй, не будет — как ляжет, так от слабости и заснет!
— Ноги так не выворачивай, — посоветовал я. — Сапоги сломаешь.