Люди огня

— В них светлых чувств и мыслей доставало,
Чтоб проникать в надзвездные края,
Но воля в них от лености дремала,
В обители подземной бытия
От них и Бог, и дьявол отступился:
Они ничьи теперь, их жизнь теперь ничья.[76]

— Если я уйду — некому будет спасать ваших сторонников.

Она посмотрела на меня с надеждой.

— Я постараюсь затянуть дело, по крайней мере, до субботы. Сейчас стоят кое-какие посты, но уйти можно. В субботу солдаты частью разъедутся по домам, частью пойдут в синагогу киббуца Бет-Гуврин. Постов останется вполовину меньше. На севере «системы» — ни одного, это я вам обещаю. Вы можете предупредить своих единомышленников?

— У меня нет связи с внешним миром.

— Связь я вам обеспечу.

— Не понимаю, почему я вам верю.

— Потому что я не лгу.

Она взяла ручку и листок бумаги и набросала короткую записку (я не читал).

— Возьмите. Опустите это в ящик для пожертвований в храме святой Анны.

— Храм святой Анны, значит…

Мой тон ей не понравился, в глазах мелькнул ужас.

— Все в порядке, — сказал я. — Просто совсем уж под боком.

Вечером, к ужасу охраны, я устроил очередную пешую прогулку по Иерусалиму: отправился к Овчей Купели, где Христос совершил несколько исцелений. И зашел в храм святой Анны, простое и величественное творение крестоносцев, прятаться от жары. Опустил пожертвования в ящик на глазах у телохранителей. По-моему, они ничего не заметили.

Глава седьмая

Я впервые был в синагоге. Служба, как служба, только читают не Евангелие, а Пятикнижие Моисеево и Пророков, и молитвы поют на танцевальные мелодии. В кульминационный момент выносят не чашу с причастием, а свитки Торы, увешенные колокольчиками, и, когда процессия проходит мимо, колокольчики мелодично позванивают, а верующие пытаются коснуться свитков кистями своих покрывал — «талитов». И главное место здесь не алтарь, а шкаф со свитками Торы, называемый «святой ковчег». Когда свиток вынимают из ковчега, читают «Шма»:

— Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть. И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими. И будут слова сии, которые я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем или идя дорогою, и ложась, и вставая. И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих.

Отстрелялись часам к двенадцати. Тоже почти, как у нас.

В киббуце меня уже ждали солдаты с двумя пленниками. Отловили все-таки. На ближайшем посту. Ну, сами себе злобные дураки — есть же северные выходы! Я усомнился, дошла ли записка Терезы.

Это были двое молодых ребят в замызганной одежде (пещерная жизнь не способствует чистоте).

— Сколько вас еще там? — устало спросил я.

Молчали.

Не допросить ли их на месте с наркотиками? Я задумался… Нет, еще скажут что-нибудь лишнее.

— Отправляйте в Иерусалим. Там ими займутся.

Вдоль дороги уже стояла вереница полицейских машин для перевозки людей. С решетками. И несколько машин скорой помощи с синими магендовидами вместо крестов. Ни временной тюрьмы, ни временной больницы решили не организовывать. Здесь и так до всего рукой подать.

Завтра должна была начаться операция.

Вечером мы с Марком и Эфраимом Вейцманом смотрели таблицу под названием «ирританты». Раздражающая концентрация, непереносимая концентрация, смертельная концентрация; действие на организм, стойкость, растворимость в воде… Я ткнул пальцем в клетку с надписью «хлорпикрин». Марк поморщился:

— А чем «черемуха» не нравится? — он установил палец на надписи «CN».

— А чем она лучше?

— Да привычнее как-то.

— Это не аргумент. Сильная она очень.

— Да ладно тебе, все же от концентрации зависит. А при передозировке последствия одинаковые: что здесь отек легких, что там отек легких. Твой хлорпикрин еще вызывает кровоизлияние во внутренних органах.

— Передозировки не будет.

Марк усмехнулся:

— Это в пещерах-то!

Я перевел взгляд на Эфраима.

— В замкнутом пространстве сложной конфигурации довольно трудно рассчитать концентрацию, — осторожно сказал тот.

— Значит, возможна и смертельная концентрация?

— Ну-у, вообще-то смертельная концентрация гораздо больше. Но есть еще осложнения.

— То есть кто-то умрет не сразу.

— Ну-у, не обязательно умрет…

Я задумался.

— Завтра расставим посты. Как следует, у всех известных выходов. Потом объявим, что через 24 часа в пещеры будет пущен отравляющий газ из арсенала боевых отравляющих веществ. Именно такая формулировка, — с формулировкой я был совершенно корректен, ирританты относятся к боевым отравляющим веществам, хотя и выделяются в отдельную группу «полицейских». — Кто не сдастся в течение суток — я им не нянька. И выводить за ручку не собираюсь.

Я представил Терезу. Почти услышал, как она сказала: «Я не сторож брату моему».