Люди ПЕРЕХОДного периода

— Скорей с первого рецепта. Для этого берётся девушка, одна штука, малой жирности и высокой стройности, лучше парна́я, без признаков любой отмороженности, затем она быстро, пока не съёжилась от смущения, очищается от одёжной кожуры, смазывается елеем, после чего, не дав елею засохнуть, кладём полуфабрикат на матрас, добавляем в уши сахар, по вкусу, и чуть-чуть острого перца, в ходе предварительного ознакомления с продуктом. То и другое регулируется в процессе приготовления блюда к употреблению. Употреблять, кстати, нужно сильно разогретым, если не натурально горячим. Остужается блюдо уже само, по исполнении всех необходимых предписаний. Вкус, правда, оценивается не сразу, а по прошествии некоторого времени, когда он уже отстоится на ваших рецепторах и те выдадут анализ послевкусия. Только таким образом можно реально узнать, насколько адекватно это блюдо поставленной тобой цели, поскольку существует определённый риск перепутать вкусовую гамму с другой, похожей на эту. Впрочем, все они в процессе употребления поначалу кажутся почти одинаковыми, но лишь потом понимаешь, в чём состоит особенность истинно высокой кухни. И когда это, наконец, происходит, можешь с уверенностью брать тот самый исходный основной продукт и уже всегда держать его при себе. И будет гарантированно вкусно, даже если в доме отсутствует соль, сахар, перец и любой прочий елей в качестве необходимой приправы.

— Так я, выходит, и есть тот самый полуфабрикат, который ты искал? — усмехнулась Лена. — Получается, ты его нашёл и готов теперь употреблять в натуральном виде, даже без ничего?

— Нашёл, — без малейшего намёка на иронию в голосе твёрдо ответил я, — и готов. А ты?

— Вот что, Гера, — она приподнялась и поменяла позу, оседлав мою ногу, затем просунула подушку между плечами и спинкой кровати, совсем как-то по-домашнему, и подтянула одеяло под подбородок, — ты мне нравишься, не стану скрывать. Даже, пожалуй, очень. И я была бы готова и дальше слушать эти твои холостяцкие байки про то, какой ты по жизни девичий гурман. Но ты гораздо лучше того Германа, которого сейчас всеми силами пытаешься изобразить. Ты просто хороший и, безусловно, одарённый человек, хотя талант твой довольно своеобразный, тот, какой встречается не часто. Твои безудержные фантазии, обработав их надлежащим образом и слегка пригасив, вполне можно направить в нужное русло, пристроить к реальному делу, настоящему, без этого идиотического расчёта на людей непонятных, пресыщенных, обладающих больным или просто извращённым умом. Именно на это запали и Гамлет, и Рыба как люди, чьей единственной целью стало деланье денег из всего чего можно и нельзя, без особой оглядки на всякую там мораль и здравый смысл. Кстати, не побрезгуют и тем, что уже само по себе дурно пахнет, как в твоём случае. — Она мотнула головой, как бы избавляясь от допущенной ею оговорки. — Прости — как в нашем, разумеется, в нашем общем случае.

— И что ты в этой связи предлагаешь? — Я вникал в её слова, лишь только теперь осознавая, что причиной всему как пить дать явился мой дурацкий запал в паре с хроническим безденежьем, плюс желание понравиться Леночке Грановской в те самые минуты, когда я, находясь в рыбьем пентхаусе, сдуру и во всеуслышанье рисовал всё новые и новые картинки одна заманчивей другой. Именно это сочетание безнадёги и выпендрёжа подтолкнуло меня туда, куда вход приличным людям изначально не рекомендован.

— Мы сами откроем ресторан, твой и мой, и нам оба они не нужны, что тот, что эта, как и не понадобится в принципе вся эта подлая затея «не для всех». Наоборот, будем делать для всех, для нормальных живых людей, для таких, как мы с тобой и наши друзья. Надеюсь, они думают так же. И в такое плаванье, Гера, я готова с тобой пуститься, по жизни и по делу.

— Звучит заманчиво… — в раздумьях ответил я, уже мысленно представляя себе, как мы с Ленкой, проснувшись, занимаемся утренней любовью, затем вместе стоим в душе, после чего завтракаем за одним столом и едем на работу, не боясь опоздать к нужному часу; и это потому, что ресторан принадлежит нам, и больше никому, и начальников над нами нет, ни верхних, ни нижних. Дорисовав в голове светлый образ будущего, я спросил: — Тебя в детстве как называли?